ПСС. Том 62. Письма, 1873-1879 гг. - страница 14

Шрифт

Интервал

и с одного слова понял, что что-то ужасное. Потом стал читать твое.^>5 И всё переживал с тобою и плакал; но впечатление осталось очень хорошее за тебя. Да, одна религия может утешить. И я уверен, что ты в первый раз поняла значение религии. И ради бога не забывай, не старайся забывать все тяжелые минуты, кот[орые] ты пережила, а живи всегда с ними. Смерть для себя ужасна, как ты говорила, я помню, но в смерти близкого существа, особенно такого прелестного существа, как ребенок, и как этот ребенок, есть удивительная, хотя и печальная прелесть. Зачем жить и умирать ребенку? Это страшная загадка. И для меня одно есть объяснение. Ей лучше. Как ни обыкновенны эти слова, они всегда новы и глубоки, если их понимать. И нам лучше, и мы должны делаться лучше после этих горестей. — Я прошел через это. И уверен по моему духовному родству с тобою, и по тону твоего письма, к[оторое] я понял вполне, что твое горе отозвалось в тебе так же, как во мне смерть брата^>6 (смерть ребенка еще величественнее и таинственнее); и ты, вероятно, перенесешь, как должно. Главное, без ропота, а с мыслью, что нам нельзя понять, чтó мы и зачем, и только смиряться надо. Пожалуйста, прочти 130 псалом и выучи его наизусть и читай каждый день. Возвращаясь домой, я встретил Мосолова и сказал ему, он был очень тронут, и я полюбил его за это. Прощай, милый друг, помогай вам бог, тебе и Саше^>7 (как мне его всей душой жалко и как бы я желал, чтобы он нашел религиозное утешение) перенести это страшное, нами еще не испытанное, но висящее над нами горе, главное, без ропота и легкомыслия. — И ведь это собственно не горе, а только одна из важных ступеней в жизни, через которую должны пройти все люди, живущие хорошей, честной жизнью. И какая судьба, что мама приехала к вам именно в это время; я понимаю, какое она для вас была облегчение — какое только могло быть.

Я приезжаю из Тулы с письмами. Соня весело встречает меня. А я говорю: Большое горе, большое, большое горе! Она говорит: «Ханна умерла». Я говорю: «из Кутаиса, но не Ханна». Ни минуты не задумавшись, она сказала, как будто прочла письмо, именно эти два слова: «Даша умерла».

Как это? Отчего она могла это знать?

Она ужасно огорчена, так что и не может говорить про это.

Сережа пожалел о тебе. А Таня лежала долго в постели и плакала.

Прощайте, милые друзья, помогай вам бог хорошо пройти эту тяжелую ступень в жизни. —

Отрывки впервые опубликованы в ПТС, II, № 311» и в Г, II, стр. 169—170. Датируется содержанием.

^>1Дарья Александровна Кузминская (1868—1873) — старшая дочь Кузминских.

^>2В Туле Толстой был 18 мая.

^>3Федор Федорович Мосолов, член Тульской губернской земской управы.

^>4Александр Александрович Берс. См. письмо № 23.

^>5Письмо Т. А. Кузминской от 9 мая.

^>6Николая Николаевича, старшего брата Толстого, умершего в Гиере от чахотки 20 сентября 1860 г. См. т. 60.

^>7Александр Михайлович Кузминский.

* 23. А. А. Берсу.

1873 г. Мая 31. Я. П.

31 мая 1873.

Любезный друг Саша!

Только хотел отвечать на твое первое письмо, как получил другое с известием о кончине Даши.^>1 Письмо это пришло вместе с Таниным. — И грустно и жалко родителей и ее, и страшно, за что, зачем это на свете? Соня долго не могла опомниться, и теперь наши необходимые сборы в Самару помогли ей подняться. Нет лучшего спасения от горя, как забота. Вслед за известием о Даше, у нас случилось другое горе в своем роде, ужасно подействовавшее, особенно на меня. Можешь себе представить, что после прошлогодней истории быка, убившего человека,^>2 приняты все меры, и неделю тому назад молодой бычок на привязи убил человека, который, исполняя мое приказание, отвязывал его. Я трое суток ходил за этим человеком, и он умер, и, хочешь не хочешь, я чувствую на себе смерть этого человека и мучаюсь ужасно. Нынче мы пристально взялись за укладку и приготовления к отъезду. Половина вещей, и немец,^>3 и карета уж там, и мы едем 2-го. И я рад уехать. Радуюсь тому, как ты устроился, и предсказывал, что ты всегда, вспоминая, будешь хвалить себя и благодарить за то, что решился бросить Петербург и полк, как это ни казалось тебе трудно. Прощай, милый друг, целуй мама, Таню, Сашу и детей за нас.