Психоз 2 - страница 8

у нее тоже все выбрито?

— Да, — сказала сестра Барбара.

Норман заморгал. Она что, читает его мысли? Затем он понял, что она просто ответила на заданный вопрос.

— И что же обо мне говорили?

Сестра Барбара беспокойно заерзала на стуле.

— Вообще-то это было примечание, всего несколько строк в одной книге.

— Значит, я попал в учебники?

— Извините, я не хотела вас смущать…

— Тогда что же вы хотели сказать?

Странно было наблюдать, как еще кто-то пытается выйти из затруднения. Все эти годы из затруднения пытался выйти он — но так и не вышел, и никогда не выйдет! Черт, да выходи же!

Норман едва заметно улыбнулся.

— Почему вы пришли сюда? Зоопарк по воскресеньям не работает?

И снова она затеребила эти свои дурацкие четки. Дурацкие четки, дурацкое затруднение. Так выбрила она это дурацкое место или нет?

Сестра Барбара посмотрела на него.

— Я думала, мы можем поговорить. Видите ли, встретив ваше имя в той книге, я полистала подшивки газет. То, что я обнаружила, заинтересовало меня…

— Заинтересовало? — Тон Нормана никак не вязался с его улыбкой. — Вы были шокированы, так ведь? Шокированы, пришли в ужас, испытали отвращение… так что же?

Сестра Барбара заговорила едва ли не шепотом:

— В тот момент… все сразу. Я думала о вас как о монстре, о каком-то чудовище, которое крадется с ножом в темноте. На протяжении нескольких месяцев я не могла выбросить вас из своих мыслей, из своих снов. Но в конце концов это прошло. Все изменилось.

— Как?

— Трудно объяснить. Но что-то произошло со мной после того, как я приняла постриг. Послушничество… размышления… исследование собственных запретных мыслей, тайных грехов. Это что-то вроде психоанализа, наверное.

— Психиатрия не верит в грех.

— Но она признает ответственность. Как и моя вера. Со временем я пришла к пониманию истины. Вы ведь не осознавали того, что делаете, — так как же можно считать вас ответственным за случившееся? Это я согрешила, поторопившись осудить вас, не попытавшись понять. И когда я узнала о нашем визите сюда, то поняла, что должна встретиться с вами, хотя бы для того, чтобы покаяться.

— Вы хотите, чтобы я простил вас? — Норман покачал головой. — Будьте честны. Вас привело сюда любопытство. Вы пришли, чтобы посмотреть на чудовище, так ведь? Что ж, взгляните внимательнее и скажите, что я собой представляю.

Сестра Барбара подняла глаза и долго смотрела на него в свете флюоресцентной лампы.

— Я вижу седеющие волосы, морщины на лбу, приметы страдания. Не того, которое вы причинили другим, а того, которое доставили себе. Вы не чудовище, — добавила она, — а всего лишь человек.

— Весьма лестно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Еще никто не говорил мне, что я человек, — ответил Норман. — Даже моя собственная мать. Она думала, я слабый, женоподобный. А дети, когда мы играли в мяч, обзывали меня неженкой…

Его голос поник.

— В мяч? — Сестра Барбара вновь пристально посмотрела на него. — Прошу вас, расскажите мне. Я хочу знать.

Хочет знать! Она действительно хочет знать!

Норман вновь обрел дар речи:

— Я был болезненным ребенком. Носил очки с толстыми стеклами, только несколько лет назад перестал. И никогда ни во что не умел играть. После уроков мы играли на площадке в бейсбол, мальчики постарше были капитанами. Они по очереди выбирали себе помощников. Я всегда был последним в списке… — Он умолк. — Нет, вам этого не понять.

Сестра Барбара продолжала смотреть на него, но теперь уже не столь пристально. Она кивнула, ее взгляд стал мягче.

— То же самое было со мной, — сказала она.

— С вами?

— Да. — Она с улыбкой глядела на четки, перебирая их левой рукой. — Видите ли… Я левша. Девушки тоже играют в бейсбол. Я хорошо подавала мяч. Меня выбирали первой.

— Но это же полная противоположность того, что происходило со мной.

— Противоположность, но по сути то же самое. — Сестра Барбара вздохнула. — С вами обращались как с неженкой, а со мной — как с сорванцом. То, что я была первой, задевало меня так же, как вас — то, что вы были последним.

Воздух вокруг был плотный, липкий. В окно с улицы заползали сумеречные тени и сгущались вокруг круга света, лившегося из лампы.