Исследователь спросил: "Ну, и что же все это значит?". Браун ответила: "Д. знает, Э. не понимает, говорила вам прежде".
Эриксон: "Вы согласитесь дать полное сообщение". Дамон прервала его словами: "Каждая неожиданная каталепсия является следствием поимки ондатры для маленькой дурочки". Эриксон: Это так? Браун: Нет. Эриксон: Что же это?
Дамон: Ее беспокоит правописание, дайте ей посмотреть в словаре.
После того как было, очевидно, наугад, перелистано много страниц, Браун написала несколько слов по-французски:
"subsequemment, subsiquent, susequent" (последовательно, следствие, последующий).
Эриксон: Это предложение?
Браун: Каждая последующая каталепсия -- следствие поимки ондатры для маленькой дурочки. Эриксон: Первое предложение? Браун: Нет. Эриксон: Напишите первое.
Браун: Транс введет мою мышку или крысу антросия (antrosine)?
Дамон: Бедняжка не знает правописания. Браун: Antrosine, osine.
Дамон: Osine, asine. Так это же французское слово aussi (тоже). Браун: Да, aussi.
Эриксон: Два слова в antrosine? А первое?
Браун: Entrer (входить).
Эриксон: A rat (крыса)?
Браун: Musk rat (ондатра).
Эриксон: Настоящее предложение.
Браун: Транс, не входит ли в него и моя ондатра. Каждая следующая каталепсия -- следствие поимки ондатры для маленькой дурочки.
Эриксон: Я не понимаю.
Браун: Д. понимает.
Объяснение мисс Дамон: "Теперь я знаю, что она имеет в виду, но раньше я не понимала. Теперь все ясно. Все, за исключением некоторых слов, означает очень многое. Каждое обозначает различные вещи. Видите ли, я думала, что интересуюсь каталепсией. Это была не каталепсия, а какое-то окоченение. Я была очень напугана эпизодом с ондатрой. Видите ли, я потерялась, когда мне было всего лишь четыре года. (Браун прервала ее и написала: "Три года", и мисс Дамон согласилась с поправкой, объяснив, что, возможно, неправильно запомнила, а Браун прокомментировала: "Верно".) И я тогда ужасно испугалась. Дедушка ругал меня, когда я вернулась домой; он назвал меня маленькой дурочкой (Браун написала "маленькая дурочка" и указала карандашом на фразу, за которой следовал восклицательный знак), бранил меня и сказал, что я оставила дверь открытой, а я не оставляла. Я очень рассердилась на него и после назло ему оставляла открытыми двери в кладовую и в холодильник и даже заставляла своего брата делать так. Дедушка смеялся надо мной из-за того, что я потерялась, а потом рассказал мне о том, как сам потерялся однажды, а крыса попала в кладовую и все там испортила, и я подумала, что со мной произошло то же. Я была так напугана, что перепутала свою историю с дедушкиным рассказом. (Браун написала: "Маленькая дурочка думает, что она -- ее дедушка".) Я очень гневалась на дедушку, была так напугана, назло ему оставляла двери открытыми, и мне было интересно, попадется ли снова ондатра". И опять Браун написала: "Маленькая дурочка думает, что она -- ее собственный дедушка". На этот раз мисс Дамон осознала наличие записи, прочла ее, засмеялась и сказала: "Помните, когда я назвала Браун „он", а Браун написала „Да". Теперь я могу это объяснить. Браун говорила вам, что я не знала, кем тогда была, потому что моего дедушка звали Давид. Как и мое, это имя начинается с букв "Да", и в нем еще три буквы. Вот что имеет в виду Браун, когда говорит, что маленькая идиотка думает, будто она -- „ее собственный дедушка"". (Настойчивость Браун и в данном случае знаменательна. Дважды она возвращала мисс Дамон к этой истории, написав: "Маленькая дурочка думает, что она дедушка", очевидно, для того, чтобы заставить Дамон задержаться мыслями на этом важном для нее случае.)
Эриксон: Нет, это все.
Браун: Да.
Мисс Дамон заметила ответ Браун и, покраснев, спросила:
"Браун, имеет ли это все какое-то отношение к дверям, которые меня так беспокоят?"
Браун: Да, расскажи.
Тогда мисс Дамон рассказала о своем страхе, говоря об этом в прошедшем времени. После этого она спросила: "Связано ли это с тем, что я не люблю кошек?"
Браун: Да.
Дамон: Каким образом?
Браун: Кошки преследуют крыс и охотятся за ними.
Дамон: Как я раньше объясняла свою ненависть к кошкам -- я всегда считала, что ненавижу их потому, что видела, как кошка поймала дрозденка, ручного дрозденка. Но в действительности я не любила кошек потому, что они любят крыс, а мне крысы не нравятся. -- Затем она восторженно воскликнула: -- Теперь я знаю, почему мне всегда казалась ненормальной моя привязанность к белым мыши в лаборатории. Когда я играла с ними, я знала, что на самом деле не люблю их, но уговаривала себя, что люблю, и любила их как-то странно, беспокойно. (Здесь Браун написала: "Д. любила их, потому что не знала правды".) Я полагаю, что теперь с мышами все будет в порядке и я перестану быть такой сумасшедшей в их отношении.
