Стоун знал, что МИ-6 использует телепатов, но он никогда бы не поверил, что кто-то может достичь таких высот совершенства в этом искусстве. На самом деле, он всегда считал это пустой тратой времени и денег. Но теперь?.. Реальный телепато-шпионаж!
— Хорошо, — собеседник кивнул. Он протянул руки, и его любовники — рабы? — помогли ему подняться и сесть на массажном столе, свесив ноги. Он встал, полотенце висело на его плечах. Он обвязал им необъятную талию, затем сделал двум девушкам и мальчику-девочке знак удалиться. Стоун услышал, как дверь открылась и вновь закрылась с помощью пневматики.
— Должно быть, это дезориентирует, — сказало существо, приближаясь, увеличиваясь в зеркальном потолке. — Вы можете двигать головой, мистер Стоун. Почему бы вам не взглянуть на меня прямо? Я не Горгона, знаете ли.
Стоун поднял голову в вертикальное положение, и это было больно. Огни заплясали перед его глазами и внутри его черепа, заставив его сморщиться.
— Господи! — простонал он.
— Это пройдёт, — сказал собеседник.
Стоун снова сморщился, зажмурил глаза, затем быстро заморгал. Он был рад, что освещение было приглушенным:
— Ладно, мистер как вас там, что всё это значит?
— Губва, — представился тот, — Харон Губва. Я сомневаюсь, что вы когда-нибудь слышали обо мне.
— Можете не сомневаться, — ответил Стоун, стараясь казаться легкомысленным, — я никогда о вас не слышал. Но я весь во внимании, если вы хотите мне что-то сказать.
Теперь он удостоверился в том, что был надёжно привязан к креслу, а его руки, а также ноги связаны. Не считая головы, он мог сдвинуться разве что на дюйм. Он абсолютно ничего не мог сделать, не мог предпринять никаких физических действий, поэтому казалось, ему лучше просто сидеть и слушать. По крайней мере, так он может что-то выяснить — прежде, чем собеседник решит, что он узнал достаточно.
— Вообще-то я хочу, чтобы вы узнали всё, мистер Стоун, — сказал Губва, демонстрируя своё преимущество ещё раз, и не обращая внимания попытку Стоуна схитрить. — Всё — по причинам, которые я сейчас объясню.
Во-первых, когда вы узнаете обо мне всё, вы перестанете мной интересоваться. Это оставит ваш разум свободным, чтобы мыслить более ясно о том, что мне от вас нужно. Во-вторых, вы умный человек — более того, член разведывательной организации — а хитрые, коварные умы всегда привлекали меня. В-третьих, ваше естественное любопытство радует меня, подобно тому, как любознательность ребёнка радует его преподавателя. И наконец…
— И наконец, ничего из того, что вы мне скажете, не принесёт мне никакой пользы, потому что я никогда об этом не расскажу?
— Верно! — согласился Губва, снова улыбаясь. — В самом деле, когда я закончу с вами, вы не только не сможете об этом рассказать, вы не сможете даже думать об этом.
Стоун кивнул, в последний раз напряг мускулы под путами, пожал плечами и сдался:
— Я очень сердит, Губва, но я уверен, что вы это уже и так знаете. Вы, вероятно, также знаете, что, если мне удастся выбраться из этого кресла, я вас до смерти изобью, поэтому, полагаю, не будет большого вреда от того, что я вам это скажу! Что же касается остального: думаю, вы вполне можете назвать меня слушателем поневоле.
— Что тоже верно! — Губва рассмеялся, но для Стоуна его смех был подобен звуку трещотки гремучей змеи. Губва изводил его, злорадствовал над его беспомощностью. И знал, что это заставляет агента проявить низменные черты характера.
— Послушайте, Ваша Уникальность, — прорычал он. — Вы когда-нибудь задумывались, что, может быть, вы не так уж уникальны? Что, может быть, вы просто урод?
Губва оказался позади него, удивительно быстро для человека его размеров и веса. У Стоуна зазвенело в ушах, но ничего не произошло. Затем кресло быстро и бесшумно покатилось на резиновых колёсах. Губва направил его в сторону металлической двери, которая с шипением открылась.
— Дело в том, что я знаю, что я урод, — ответил он. — Вот, что делает меня уникальным. Я родился раньше времени. Как Иисус, да Винчи, Эйнштейн. И я имею не меньшее значение, чем они. В действительности я более значим, чем им. Я — будущее человеческой расы, мистер Стоун. И я собираюсь переделать человечество по своему образу и подобию. Homo Sapiens? Бах! Hermaphro Sapiens!
