Он сделал паузу, чтобы достать платок и вытереть внезапно вспотевший лоб.
— Чтобы проиллюстрировать мою точку зрения, я могу сказать, что если мистер Гаррисон захочет, гм, снять или перевести свои денежные средства — причём, только наличные — то у нас могут быть проблемы. «Капля в океане», так сказать, стала ведром, я бы даже сказал, озером! О-о, мы могли бы покрыть эти расходы, конечно, но даже Банк Англии будет вынужден привлечь дополнительные резервы…
Он снова сделал паузу, чтобы до присутствующих дошло, хотя никто за столом, казалось, не удивился.
— Чуть больше месяца назад, — продолжил глава Банка Англии, действуя в соответствии со специальными инструкциями, я связался с друзьями в Швейцарии, чтобы подтвердить их поддержку в случае именно такого массового снятия или перевода. Это стало необходимым, когда в течение нескольких недель мистер Гаррисон значительно, гм, пополнил свой счёт. Различные вклады составили в полтора раза большую сумму, чем его первоначальные активы.
Далее, в результате консультаций с Цюрихом, мне стало известно — и, конечно, это должно храниться в строжайшей тайне — что по сравнению со счетами Гаррисона за рубежом, его счёт в центральном банке Великобритании, гм, кажется мелочью!
Пот обильно выступил у него на лбу, и он вновь замолчал, вытирая лоб платком.
— В самом деле, господа, он способен ворочать миллионами так же легко, как вы и я могут двигать фигуры на шахматной доске, но гораздо более… гм, эффективно. И он никогда не упустит лакомый кусок!
До того как мы сели за этот стол, я имел возможность переговорить с одним моим знакомым, чьи интересы также являются финансовыми. Возможно, он пожелает подробнее остановиться на том, что я упомянул?
Он осторожно сел, пристально глядя на рыжего, очень толстого мужчину с красным лицом, который сидел напротив.
Когда друг Представителя Финансов, тяжело дыша, поднялся на ноги, у всех, сидящих вокруг стола, возникло единодушное мнение, что, если в ближайшее время его не прикончит ожирение, это сделает апоплексический удар. И, по крайней мере, половина присутствующих не возражала, чтобы это произошло. Друг Представителя Финансов был из Государственной налоговой службы, но не выглядел соответствующим этой должности. Его рубашка и пиджак облегали его слишком туго, а когда он заговорил, его голос оказался слишком высоким и визгливым:
— Господа, — говорил он, тяжело дыша, с присвистом, — мистер Гаррисон платит налоги, некоторые, во всяком случае. Он платит очень много. Он платил бы гораздо больше, если бы на него не работали лучшие бухгалтера в стране, а возможно, и в мире. Это не преувеличение: я подозреваю, что он платит им больше, чем нам! Сумма, которую он платит нам… — он покачал головой, часто моргая, с выражением изумления на лице, — это огромная цифра! По-моему, кто-то однажды сказал о «Битлз», что если бы в стране было ещё десять таких же успешных групп, то мы могли бы отменить подоходный налог для населения. Это было преувеличение, конечно, но применительно к нашему мистеру Гаррисону это будет гораздо ближе к буквальному смыслу! Эта сумма потрясает, но — как уже было сказано в связи с ним — это лишь капля в море. В денежном океане Гаррисона! Но получение с него даже этой капли напоминает выжимание крови из камня…
Я лишь надеюсь, что найдётся способ — и вы можете мне верить, когда я говорю, что мы будем работать в этом направлении — заставить его отдавать ту часть налогов, от уплаты которой, как мы уверены, он уклоняется. Вот и всё…
Он некоторое время продолжал хрипло, со свистом, дышать, потом плюхнулся на своё место.
Председатель тут же поднялся и, поскольку бразды правления были в его руках, вернул обсуждение в нужное русло:
— Конечно, господа, мы должны быть осторожны, чтобы не позволять себе слишком подробно обсуждать значительное — или, вернее сказать, невероятное — богатство мистера Гаррисона. Как и его привязанность к нему, это естественно. Некоторые могут даже сказать, похвально. Но то, как он разбогател, заслуживает более подробного освещения, поскольку, откровенно говоря, он из довольно бедной семьи. Более того, всего лишь чуть больше десяти лет назад он был капралом, служащим в Королевской Военной Полиции. И он всё ещё мог бы быть членом этого уважаемого корпуса, если бы не ослеп в результате взрыва заложенной террористом бомбы, будучи в Белфасте. После этого… — он вкратце описал не вполне ясные взаимоотношения, возникшие у Гаррисона с Томасом Шредером, и наследство, которые он получил после смерти немецкого промышленника. Его речь длилась примерно двенадцать минут, после чего он был рад снова сесть и передать слово руководителю МИ6.
