— Никаких проблем, — она кивнула и вздохнула. — Но ты считаешь, что это дело настолько срочное, что не может подождать. — Она снова вздохнула:
— Мне действительно очень нравилось на Линдосе, но…
— Никаких «но», Вики, — перебил он. — Это срочно. Я думал, ты это поняла из нашего разговора в тот вечер. Если бы я рассказал тебе, насколько срочным мне это кажется, я уверен, что это напугало бы тебя так же, как меня.
— Меня это пугает всё равно, — ответила она. — Пугает одна мысль об этой чудовищной расширяющей сознание машине — и о тебе в её власти!
Он усмехнулся, хотя и невесело.
— Психомех не чудовище, — сказал он ей. — Даже если люди, которые построили его, были монстрами, машина была… просто машиной. Я был в его власти, да, но только потому, что доверился недобросовестным рукам. В конечном итоге, это обернулось против людей, которые хотели причинить мне вред. Обернулось со страшной силой!
Он снова усмехнулся:
— Мой мульти-разум был результатом его воздействия, но это всё уже история. За исключением того… что я должен сделать это снова. Для себя — и для тебя.
Она знала, что он имел в виду, могла внезапно интуитивно это почувствовать. Она питалась энергией Гаррисона не меньше, чем Шредер и Кених, поддерживала свою жизнь за счёт него, и его батарея разряжалась. Она вздрогнула и съёжилась, вновь вспомнив о невыносимой боли, которую испытывала в те мучительные дни, прежде чем… прежде чем умерла.
Вспоминая, она с ужасом вцепилась в Гаррисона и стала что-то говорить. Возможно, она протестовала, возможно, нет; в любом случае её мысль осталась невысказанной. С тех пор, как самолёт покинул Родос, прошёл час. Они теперь летели над Эгейским морем, направляясь к югославско-болгарской границе.
Под их ногами, в багажном отсеке небольшого самолета, прикрепленное устройство «Взрывателя» Берта Блэка отсчитало последнюю секунду. Электрический контакт замкнулся. Пол подскочил как от удара какой-то гигантской кувалды, и самолет сильно задрожал в ответ на странно унылый, быстро развивающийся взрыв. Мусор летел мимо окон, пока маленькое судно покачивалось и тряслось. Потом…
…Потом самолет заревел в предсмертной агонии подобно смертельно раненому дракону, наклонил нос и, срываясь в штопор, полетел вниз…
Харон Губва сидел в своём кабинете. Несмотря на то, что комната с металлическими стенами была большой и в ней стояли два широких стола, а вдоль трёх высоких стен тянулись стальные полки, помещение казалось загромождённым. Этот хаотический беспорядок был, по мнению Губвы, признаком роскоши. Он считал свою жизнь очень упорядоченной, действительно настолько упорядоченной, что некоторая неряшливость или небрежность были ему необходимы. Книги громоздились повсюду в кажущемся беспорядке, и между ними на полках зияли пустые пространства.
Те книги, что были на своих местах, однако, демонстрировали увлечение Губвы так называемыми «пограничными» науками, его всепоглощающий интерес к тем паранормальным способностям, возникающим в результате врождённых отклонений, которыми извращённый Губва был чрезмерно наделён, подогреваемый столь же извращённой «Наукой о человеке». Но помимо них были десятки томов, являющихся немыми свидетелями и других наклонностей их владельца. Кроме книг по парапсихологии (главным образом касающихся телепатии, но так же затрагивающих левитацию, предвидение, телекинез и с полудюжины других сверхспособностей) были многочисленные тома, посвященные политике и политическим доктринам, мировым религиям и мифологии, войне: её причинам и последствиям, поражающим факторами и выживанию, множество биографий полевых командиров, вождей, царей, императоров, тиранов. Там было, также, большое количество книг, повествующих о жестокости человека к своему ближнему и громоздкие трактаты о воздействиях на организм человека наркотических веществ, канцерогенов и различных ядов, кислот, химического оружия и радиации.
Рабочее место было завалено фантастическим набором наполовину собранных или разобранных инструментов и приборов, некоторые из которых — впоследствии предназначенные для мысле-лаборатории Губвы — являлись или должны были стать устройствами для измерения силы и напряжения, за исключением тех, которые измеряли массу, расстояние и время; и посреди общего беспорядка стояли различные устройства для гипноза или «промывания мозгов», начиная от вращающихся зеркал, огранённых кристаллов и обычных стробоскопов и заканчивая небольшим импульсным лазером. Четвёртая стена была увешана большими фотографиями в рамках, изображающими секс во всех его многочисленных фазах и аспектах, от простых ласк и грубой непристойности до разнообразных непотребных извращений, садизма и скотоложства.
