Этому Вики, естественно, радовалась, но, с другой стороны, как ни парадоксально, она не была так уж рада. Она была абсолютно уверена, что сам Гаррисон был верен ей, но было более, чем несколько случаев — каждый раз, когда он считал необходимым, чтобы одна из его альтернативных сущностей взяла верх над ним — когда его тело отсутствовало в её постели, зачастую две или три ночи напролет. Дважды она нашла доказательства его визитов к высококлассным лондонским девушкам по вызову, и ей было хорошо известно, что бывший «секретарь» Томаса Шредера, та самая Мина Грюнвальд, теперь живет в Мейфере, где Гаррисон (или, скорее, Гаррисон /Шредер) завёл привычку встречаться с ней.
Именно это было проблемой Вики, причиной её… да, ревности: что, хотя она знала, что ипостаси Шредер и Кених уважают частную жизнь Гаррисона, она не могла быть на сто процентов уверена, что он так же уважал их.
В конце концов, он был исходной, доминирующей частью, продолжающей проживать в собственном теле. Вики еще не совсем привыкла к мысли, что дополнительные ипостаси, получив временное господство, могут использовать это тело, чтобы утолить свой сексуальный аппетит. К счастью, ни одна из ассимилированных, или принятых, личностей не была откровенно сексуальной в собственном теле, иначе Вики, возможно, не смогла бы смириться со своими чувствами и эмоциями. Но, опять же, что она могла поделать? Она точно знала, что в буквальном смысле не смогла бы жить без Гаррисона. Или она так всегда считала…
Как бы то ни было, её уловка снова сработала, когда сочетание дешёвого бренди, её собственного тела и атмосферы греческого острова совершенно расслабило Гаррисона, что способствовало полному возрождению его подлинной личности. В восемь вечера он захотел прогуляться. Они поужинали в лучшей деревенской таверне, где он выпил ещё немного бренди местного производства; после чего они нашли дискотеку и танцевали всю ночь напролет, так что звёзды уже начали гаснуть в небе к тому времени, когда они вернулись в свои комнаты.
Гаррисон был уставший, пожалуй, слишком уставший, чтобы заснуть, и это заставило происходящие в его сознании вещи — возможно, много странных вещей — стать более очевидными. Он осознал, что должен об этом рассказать.
Переодевшись в лёгкие ночные одежды, они оба уже развалились на широкой, высокой, как принято на Линдосе, кровати, чтобы поговорить и выпить кофе. И через некоторое время Гаррисон спросил:
— Вики, как много я тебе рассказал? Я имею в виду — за всё время? Ты никогда не задавала мне много вопросов — никогда не заваливала ими меня, во всяком случае, — но сколько я действительно рассказал тебе?
— О некоторых вещах ты мне рассказал, Ричард. О некоторых я догадалась. После того, как я проснулась — я имею в виду, когда вновь пробудилась к жизни — ты рассказал мне много всего. Ты на самом деле не говорил, ни единого слова, но я смогла многое понять. Ты помнишь?
— О, да, — кивнул он. — Я же тогда был кем-то вроде Бога? Я мог бы просто проникнуть в твой разум и заставить тебя понять. Впервые после своего перевоплощения Вики явно почувствовала его неуверенность. Удивительно, но Гаррисон, видимо, сомневался! Он все слова употреблял в прошедшем времени. Я был Богом. Я мог бы проникнуть в твой разум.
— Твои способности и сейчас подобны божественным, Ричард, — напомнила она ему.
— Ты имеешь в виду, напоминают одержимость! — ответил он, но без раздражения в голосе. — Мои силы, когда я сам использую их… безопасны.
— Безопасны?
— Мои способности никому не причинили вреда — большого, по крайней мере. Или намеренно. Но, Вики… — он схватил её за руку и продолжил почти умоляюще:
— Когда их используют они…
— О, Ричард, я знаю!
— Но ты знаешь не всё. Некоторые из вещей, которые они сделали… они начинают переходить границы. Да, они защищают меня, но со своей защитой перегибают палку. Они не позволят мне управлять моей собственной жизнью, моим собственным телом. Чёрт возьми, это же бунт — «твоё тело и наше тоже»! — Он нервно потирал пальцы, черпая утешение в её присутствии.
— Как это получилось? — через некоторое время спросила она. — Я имею в виду, с чего всё началось?
