— Я не знаю, Харон, — сказал он, — как они его выследили, но они его опять преследуют. И я, конечно, просто следовал за ними. Теперь, однако, мне надо держаться подальше, потому что даже если Гаррисон не знает, что я еду за ним, очень вероятно, что знают они.
— Тогда держись подальше, — сразу приказал Губва, — до тех пор, пока они с ним не разберутся. Он, должно быть, быстро слабеет, Джонни, ведь зная, что они его преследуют, он должен был уже ликвидировать их. У него есть силы, у этого Гаррисона, но они покидают его, как крысы покидают тонущий корабль. И всё-таки я предпочитаю не рисковать. Что касается того, как мафиози снова взяли его след: в его машине стоит «жучок», а у них имеется устройство слежения… но скажи мне, почему, по-твоему, он едет на север?
— Я думаю, что он дурак, Харон. Смелый, но дурак. Местность становится все более дикой, день клонится к вечеру. У его автомобиля уже давно барахлит двигатель. Возможно, это вызвали взрыв и столкновение, я не знаю. Но я думаю, что с наступлением ночи они, безусловно, должны догнать и убить его. Если бы у меня была винтовка, я сам мог бы перестрелять их всех, и никто бы меня не увидел.
— Нет! — рявкнул Губва. — Через тебя он ещё может найти способ напасть на меня. Ты должен просто наблюдать за всем, что происходит. Наблюдать и докладывать.
— Как скажешь, Харон. Но сейчас я думаю, что сумел обогнать их. Они находятся в стороне от главной дороги. Я могу проехать прямо через деревню и дальше, в горы. Может быть, я смогу найти подходящее место, чтобы поджидать их.
— Хорошо, — согласился Губва. — Я дам тебе один час. Только не попадись им на глаза. Ровно через час я приду к тебе, мысленно. Я пойду на риск, ты это понимаешь?
— Ты будешь в безопасности, Харон, я клянусь.
— Надеюсь! Ты преданный слуга, Джонни.
— Я люблю только тебя, Харон…
* * *
Когда трое солдат Губвы пришли за Вики и Стоуном, они оба почувствовали, что теперь им действительно пришёл конец. Стоун сейчас для альбиноса мало полезен, а Вики под гипнозом уже выложила всю информацию, что могла дать. Стоун мог бы завязать с ними драку (влияние Губвы на него длилось только до момента завершения его задания), но не имел даже малейших шансов. Трое мужчин, одетых в мундиры Замка, были вооружёнными и хорошо подготовленными. Они быстро привязали пленников к креслам-каталкам, и в то время как двое из них толкали кресла, третий шёл сзади с автоматом наперевес.
Они были доставлены в Командный центр, где согласно соображениям Губвы они должны были находиться в течение ближайших часов. И в соответствии с его натурой, соображения Губвы не сулили ничего хорошего.
Огромный альбинос был одет в махровый халат и тапочки, признаки того, что комфорт настолько важен для любого использования его способностей, что стал необходимым. Лицо его было покрыто морщинами, но всё же не выглядело измождённым, несмотря на недостаток сна. Пленники заметили, что теперь в нём появилась какая-то дикость: то выражение напряжённого, едва контролируемого предвкушения, возбуждения разума и духа, которое неизменно появляется у самовлюбленных, а также маниакальных личностей в стрессовой ситуации или во время кризиса.
— Дорогая мисс Малер, — начал он, дав знак своим солдатам отойти, — и мистер Стоун, конечно, — кивнув при этом с преувеличенным радушием. — Безусловно, вам обоим интересно, почему я попросил вас сюда привезти.
— Не так чтобы очень, — сухо ответил Стоун. — Поскольку мы — единственные люди в этом месте, естественно, вы хотите поговорить с кем-нибудь. Должно быть, вам чертовски одиноко среди уродов, которых вы называете своими слугами, и зомби, которых вы используете в качестве охранников!
Губва снисходительно улыбнулся.
— Вовсе нет, мистер Стоун, наоборот. Я ведь тоже являюсь уродом, помните? А что касается моих «зомби»: ни один генерал не знал такого послушания, как отданным мной приказам. Разве вы не испытали это на себе?
Он подождал, пока Стоун переваривает услышанное.
— Но… я приказал доставить вас сюда не ради пустой болтовни или забавы.
— Поэтому давайте не будем болтать, мистер Губва, — сказала Вики, найдя в себе немного металла, чтобы придать жёсткость голосу. — Итак, почему мы здесь?
