— Вот как… — пробормотал я.
— Я знаю, что в детстве Данлэп увлекался боксом, — добавил Джон.
— Гм?..
— Да, и он что-то говорил о том, как ему нравилось бить своих соперников.
— В самом деле? — воскликнул я.
— А его сестра как-то упомянула о том, что он бросал дротики в ее кукол.
— Неужели?!
И я записал у себя в блокноте: «Бросал дротики в кукол сестры, получал удовольствие, избивая людей».
— Какое впечатление Данлэп произвел на вас при встрече? — спросил я.
— А я с ним не встречался, — ответил Джон. — Он не согласился со мной встретиться.
Возникла короткая пауза.
— А вот я с ним встречаюсь, — сказал я.
— Вот как?.. — переспросил Джон с изумлением и завистью в голосе.
— Да, — подтвердил я, — встречаюсь.
Первая странность, которая бросается в глаза, когда вы идете по обширным, идеально ухоженным лужайкам к роскошному особняку Эла Данлэпа во Флориде — а живет он в десяти часах езды от Шубуты, — это необычайно большое число скульптур хищных зверей со свирепым оскалом. Они здесь повсюду — каменные львы и пантеры с обнаженными клыками, орлы, расправляющие крылья, ястребы с добычей в когтях и тому подобное — на подходе к особняку, вокруг озера, в спортивном зале, рядом с бассейном, во многих комнатах. Кроме каменных скульптур, здесь масса хрустальных львов, львов из оникса, металлических львов, металлических пантер, картин с изображением львов и скульптурных имитаций человеческих черепов.
В своем репортерском блокноте я записал: «Похоже на армию пластиковых фигурок у Тото Констана, но гораздо больше по размеру, цене и ощущению зла, которое от них исходит».
— Львы, — говорил Эл Данлэп — загорелый, явно в хорошей форме, устроив мне экскурсию по дому. На нем была обычная ветровка и свободные брюки. Время от времени Эл поблескивал ослепительно белыми зубами. — Львы. Ягуары. Львы. Всегда хищники. Хищники. Хищники. Хищники. Я испытываю глубочайшее уважение к хищникам, я преклоняюсь перед ними. И не жалею ни о чем из того, что сделал.
«Пункт 5: Хитрость/склонность к манипулированию, — записал я у себя блокноте. — Из его заявлений можно сделать вывод, что мир для него состоит из «хищников и жертв». Он считает, что было бы глупо не воспользоваться слабостями окружающих».
— И золото тоже, — заметил я. — Здесь у вас много золота.
В доме висел портрет Данлэпа, на котором он был изображен сидящим на золотом троне, в золотом галстуке, с золотыми доспехами у дверей и золотым распятием на каминной полке.
— Золото сияет, — отозвался Эл. — Акулы.
Он указал на скульптуру, изображавшую четырех акул, окруживших земной шар.
— Я преклоняюсь перед хищниками, — продолжал он. — Их сила помогает вам преуспеть в жизни. Вон там — соколы. А там — аллигаторы. Аллигаторы. Еще аллигаторы. Тигры.
— Создается впечатление, словно здесь побывали Мидас с королевой Нарнии, — заметил я, — а королева Нарнии пролетала над каким-то особенно страшным зоопарком, обратила всех его обитателей в камень и затем перенесла их сюда.
— Что вы говорите? — переспросил Эл.
— Ничего, — отозвался я.
— Нет-нет, — настаивал он, — повторите, пожалуйста, то, что вы только что сказали.
Он окинул меня ледяным взором своих голубых глаз, от которого мне чуть не сделалось дурно.
— Бессмысленный набор слов, — ответил я. — Я попытался пошутить, но вместо шутки получилась глупость.
— Ах, вот как, — протянул Эл. — Давайте я покажу вам окрестности. Вы предпочли бы прогуляться или сыграть в гольф?
— Думаю, лучше прогуляться.
Мы прошли мимо нескольких экстравагантных картин, писанных маслом, с изображением его любимых немецких овчарок. В тот знаменитый семинедельный период в середине девяностых годов, когда Данлэп уволил 11 200 работников «Скотта», он потребовал от руководства компании, чтобы она оплатила ему два номера «люкс» в отеле «Четыре сезона» в Филадельфии, один для него и его жены Джуди, а второй — для двух его собак. У Данлэпа от первого брака есть сын Трой, но в доме нигде нет даже его фотографий, зато масса изображений немецких овчарок и громадных портретов самого Эла и Джуди в полный рост и в золотых рамах. На портретах оба выглядят серьезно и величественно.
