Кроме того, почти все дети, отвечая на вопрос взрослых, понравилось ли в садике, говорят, что очень понравилось. Даже если совсем не понравилось.
Дети улавливают, что в такой опасной ситуации надо вести себя так, как приятно взрослому. А взрослому приятно, чтобы ребенок был весел, чтобы играл и радовался. Грустные дети, даже наши собственные, самые любимые, нам нравятся меньше, мы как бы удовлетворены своим ребенком больше в тот момент, когда у него хорошее настроение.
Малыш старается. Но на следующий день его снова ведут в садик. Вечером он снова «объясняет», что исправился. И еще день, и еще.
И то, как быстро заболеет малыш, через три дня или через месяц, зависит не столько от его закаленности, сколько от его терпения. Малыш заболевает тогда, когда окончательно убеждается: той жизни, что раньше, больше не будет.
И, заболев, он получает все то, чего так долго добивался. Конечно, он лишен некоторых привилегий — он не может бегать по улице, играть с товарищами, ему надо сидеть в кровати, но все это неважно по сравнению с тем, что он получил — он снова хозяин своим игрушкам, рядом снова мама, которая выполнит все желания. А мама часто уже тоже успела соскучиться. У нее обычно бывает (когда это первая болезнь, а не двадцать пятая) хорошее настроение, она устала на работе, она с удовольствием готовит вкусные вещи, охотно выполняет все просьбы. Малыш снова единственный, самый любимый, он получает некую награду за свою болезнь. Так или примерно так думает малыш.
Не отсюда ли происходит наше желание уже во вполне взрослом возрасте рассказывать без конца о своих болезнях? Мы словно ждем подсознательно, чтобы нас полюбили за то, что нам плохо.
Вообще замечено, что одинокие, испытывающие дефицит любви люди больше болеют. Есть данные, говорящие о том, что одинокие люди болеют чаще и тяжелее семейных. Среди мужчин шестидесяти пяти лет и старше, как показали исследования, одинокие имеют в два раза больше шансов получить рак желудка, чем их семейные сверстники. От туберкулеза они страдают в десять раз чаще, от цирроза печени — в семь.
Во всех возрастных группах одинокие больше подвержены опасности инфаркта. Люди, испытывающие дефицит близких связей, чаще подвержены нервным и психическим расстройствам.
Потребность в любви в любом возрасте носит витальный характер, жизненно необходима.
Более того, острый недостаток в любви, который мы когда-то переживали, не зарубцовывается, дает себя знать все последующие годы. Даже пережитые в очень раннем возрасте драмы не забываются. Наша память вообще уникальна — как будто никогда не отдыхает. Поразительное наблюдение было сделано во время нейрохирургических операций. Когда делают такие операции, сознание не отключено. И когда больного спросили, что он видит, он описал рисунок обоев в комнате. После операции очень долго он не мог вспомнить, где он видел этот рисунок. И только потом выяснилось, что больной описал тот самый угол комнаты, который был виден из его детской кроватки, когда ему было всего несколько месяцев. Есть данные, говорящие также о том, что даже последний период внутриутробного развития откладывается в нашей памяти.
Но если в человеческой памяти запечатлена такая ничтожная деталь, как рисунок обоев над кроваткой, какой же след в душе ребенка должна оставить пережитая в младенчестве драма?
Следующий эксперимент, проводимый польскими учеными, был посвящен эмоциям людей, самое раннее детство которых прошло в доме малютки. Все они впоследствии были усыновлены. Усыновляют детей обычно люди серьезные, давно мечтающие о ребенке. К своим родительским обязанностям усыновители, как правило, относятся со всей ответственностью. Они не только хорошо ухаживают за ребенком и любят его, но и во избежание неприятных инцидентов порой меняют место жительства, фальсифицируют семейные альбомы, где рядом с реальной фотографией малыша, скажем, в полтора года подклеивают карточки, на которой мама держит на руках закутанного в одеяло младенца — пойди разбери, ты это или нет. В эксперименте, о котором мы рассказываем, испытуемые не знали тайны своего рождения.
