Отрешённость и принятие самости
Недавно, на одной психоаналитической конференции, я с большим интересом прослушал выступление уважаемого психолога с научной степенью, настаивавшего на обязательном активном поиске негативного переноса в пациенте и последующей интенсивной работе с ним. В любом тексте пациентов этот уважаемый психолог успешно находил скрытую агрессию и затем упорно конфронтировал её с личностью своих пациентов, достигая таким образом проработки.
В другом месте мне пришлось услышать, от другого специалиста, занимающегося динамической психотерапией, что главным знаменателем терапии является «стратификация защит» и вскрытие того материала, которому пациенты сопротивляются, причём терапевту не нужны собственные чувства.
В обоих случаях, у «психолога» и «специалиста» (позвольте мне теперь так именовать их), выступления сопровождались богатой моторикой, мимикой, учительски-напористой речью и непримиримо-убеждённым пафосом, что должно было указать на героизм «психолога» и «специалиста» в их борьбе за справедливость, за жизненную правду их пациентов… против скрываемой, скрытой, коварной агрессивности, против хитрого, многолико-неуважительного, пренебрежительного сопротивления… против самих пациентов.
Конечно, не вызывает никаких сомнений важность вскрытия и проработки негативных реакций переноса, как и важность работы по анализированию сопротивления, – только через доверие нашим пациентам, через поддерживаемую убежденность в возможности их роста и прогрессирования. Даже когда наше доверие и наша убеждённость требуют от нас огромных психических затрат – приз терапии, выигрыш пациента, несопоставимо больше выигрыша «психолога» и «специалиста» от научно-познавательной одержимости или от одержимости какой-либо теоретической концепцией. Кроме того, данные виды одержимости, глубоко проникая в контртрансфер, скрещиваясь с ним, порождают чудовище, способное психотически деформировать терапевтическое пространство, лишая пациента спонтанности, чёткости внутренней реальности, лишая его права на экспериментирование, на изменение отношения с внутренними объектами, – и, одновременно, навязать пациенту чувства всепоглощающей вины и нестерпимой душевной боли, толкнуть пациента на путь психотической репарации.
