В данный момент он сжимал это письмо в кармане своей куртки. Доктор прочитал его дважды, и оно его настолько потрясло, что запомнилось почти дословно.
Дорогой доктор, или, может, лучше сказать дорогой Томас. Жизнь удалась, так как мне удалось встретиться с моим спасителем. Но в то же время жизнь не сложилась, потому что мужчина, который меня спас, стал причиной моей смерти. Между нами всегда была тайна, и я открою ее Вам. Да, возможно, Вы и сами догадались по моим улыбкам и взглядам. Я вас люблю. Да, я люблю Вас, но знаю, что наша любовь невозможна. Вы никогда не осмелитесь нарушить клятву, которую дали, став психиатром. Я не упрекаю Вас в абсолютной верности данной присяге, что свидетельствует о благородстве Вашего характера. По злой иронии судьбы, именно таким я полюбила Вас, как не любила раньше никого и никогда. И вот я решила уйти, так как знаю, что не смогу жить без Вас. Я также знаю, что если бы оставалась Вашей пациенткой, то Вы пришли бы в отчаяние, обнаружив, что прекрасное лечение, терпение и доброта не помогают, и поверили бы в свой провал. Но, питая к Вам любовь, я хотела Вашего успеха. Поэтому я играла роль выздоровевшей женщины, которая вновь обрела силы и готова к встрече с превратностями жизни. Однако я сознавала, что не способна на это. Во мне что-то не так, не так с самого рождения. Я не могу объяснить, что именно мешает мне познать составляющие счастья, доступные другим, такие как успех, дружба, удовольствия, работа. Для меня, и я прекрасно сознаю это, не существует никого, кроме Вас. До нашей встречи я не знала, что можно любить, что все может обрести смысл. Я поняла, что мне не хватало Вас, как Архимеду не хватало рычага, чтобы перевернуть Землю. Но я открыла это для себя, лишь переступив порог клиники, я поняла, что больше не смогу существовать без Вас. Внезапно у меня сильно закружилась голова, боль душевной раны затихла, когда я лучше узнала Вас, но теперь рана открылась вновь и позволила проникнуть в меня той пагубной силе, что уже многие годы подтачивает мое существование и толкает на смерть. Надеюсь, Вы простите мне то зло, что я причиняю своим уходом, но я действительно не могу иначе. Говорят, от судьбы не уйдешь. Вчера я купила толстую веревку, очень крепкую, и научилась делать скользящую петлю, даже не прибегая к помощи книг, что еще раз доказывает их бесполезность в решении вопросов как жизни, так и смерти. Сегодня днем, после того как отправлю Вам это письмо, в час, когда дети возвращаются из школы, я выйду на балкон, откуда столько раз глядела на позолоченные закатом облака, затянусь последней сигаретой (я снова начала тайком курить, простите ли Вы мне посмертно это преступление?), привяжу веревку к балюстраде верхнего балкона (что довольно неудобно делать), накину себе на шею петлю, как посмертное украшение, и кинусь в пустоту у всех на глазах! Пусть дети знают, что все, чему их учат в школе, не важно. Если теряешь любовь — теряешь все!
Я Вас люблю.
Диана
Доктору Гибсону редко приходилось испытывать столь острое ощущение собственного провала. Как случилось, что он не разгадал игры своей пациентки? Как мог не отдавать себе отчета в том, что все происходящее с ней не имеет отношения к истинному выздоровлению?
Его мысли вернулись к траурной церемонии. В это время служащий, который несколько минут назад попытался закрыть гроб, подошел к матери покойной, чтобы убедить ту в необходимости продолжения ритуала. Но ее муж, здоровяк, побагровевший от неумеренных возлияний, остановил того, жестом давая понять, что будет лучше, если он возьмет решение этого деликатного вопроса на себя.
Мужчина неуверенно шагнул вперед, но самообладание вдруг изменило ему, и он повернулся к стоявшей рядом свояченице, которая вытирала глаза платком. Утешить или, скорее, убедить, что следует принять неизбежное, лучше получится у женщины.
Скомкав платок, чтобы придать себе сил, та подошла к гробу. Она улыбнулась сестре, взяла ее за руку и тихонько потянула. К собственному удивлению, безутешная мать не стала противиться, она поднялась и покорно спустилась в зал, как будто минуты, проведенные рядом с дочерью, полностью ее успокоили. Это не только облегчило служащим выполнение задачи, но и сняло крайнее напряжение присутствующих.
