Мечты, мечты… Как там говорят англичане? If dreams were horses, we'd never go by foot.[21] Как-то так.
Я родился для сцены, и это не пустые слова. Но мое предназначение не встретило понимания у моей матери. В ее представлении люди искусства были чем-то второсортным, недостойным, гадким, мерзким, ужасным. «Разврат и пьянство — вот что такое вся ваша богема!» было ее главным доводом. Как так? Ее сын станет актером? Ужас! Стыд! Его сверстники выйдут в люди, а он так и будет играть зайчиков на детских утренниках! Почему именно зайчиков, я так и не понял.
Я по молодости лет уступил давлению и поступил в медицинский институт, чтобы учиться на фармацевта. Фармацевт — это же такая приличная, благородная, почетная профессия. Они не спиваются и не развратничают, что вы! Мать была на седьмом небе от счастья! Я как-то не очень… Но во всем плохом есть крупица хорошего.
Учился я на совесть (раз уж поступил, так надо учиться), и к четвертому курсу моих знаний хватило на то, чтобы благополучно и без проблем осиротеть. Острая сердечно-сосудистая недостаточность может быть вызвана самыми разными причинами. Первой умерла мать, а через пять месяцев — отец. По уму, следовало бы пропустить папашу первым, потому что после смерти матери он ушел в череду длительных запоев и стал совершенно несносным, но зато так выглядела естественней, и смерть его не вызвала ни у кого никаких вопросов.
Я мог бы и не вмешиваться в естественный ход событий, папаша так и так бы допился до смерти, но я не люблю пускать дела на самотек, да и доставал он меня капитально. Очень странно, что, имея в анамнезе отца-алкоголика, я совершенно равнодушен к спиртному. Видимо, не напрасно у папаши столь часто случались приступы ревности, ой не напрасно, да и внешне я похож на мать — те же черты лица, только более резкие, мужские, такие же глаза, только характер у меня не такой скверный.
Мать всегда обрывала меня: «Не фантазируй!» Ограниченным и недалеким людям фантазии рисуются чуть ли не смертным грехом. Они не видят дальше собственного носа и не верят, что кто-то может быть способен на большее. Их невозможно переубедить, да и незачем. Сказано же — горбатого только могила исправит. Это не просто расхожая фраза, а ключ, руководство к действию. Не исправлять, а уничтожать — единственный правильный метод. «Я гоняюсь за врагами моими и истребляю их, и не возвращаюсь, доколе не уничтожу их; и истребляю их и поражаю их, и не встают и падают под ноги мои»,[22] — сказано в Писании.
Я не герой, я не совершаю подвигов во имя чего-то такого, у меня нет миссии, высшей цели, священных идеалов, предназначения и всего остального, чем положено руководствоваться герою. Я — эстет и гедонист. Сначала гедонист, потом уже эстет, утонченная натура. Я живу так, как мне хочется, я делаю то, что мне хочется, я стремлюсь получить от жизни максимум удовольствия. Жизнь коротка и дается всего один раз, глупо было бы не распорядиться ею с наивысшей пользой для себя.
Я — эстет. Люблю красивые вещи, хорошую музыку, люблю все изящное и утонченное. Приятно же, например, когда мобильный телефон играет песню Сольвейг,[23] а не какое-то пошлое: «Давай-давай, до свиданья».
Фактор случайности — великое дело. Придает празднику дополнительную пикантность. Я пока еще не знаю, кто станет моей следующей добычей. И она еще не знает, что один из ближайших дней окажется для нее особенным. Но придет время, и мы встретимся, чтобы больше не расставаться. И только смерть сможет разлучить нас. Сколько величия в этих, казалось бы, простых словах: «И только смерть сможет разлучить нас».
Только смерть…
Сможет…
Разлучить…
Кто может сказать: «Я очистил мое сердце, я чист от греха моего»?[24]
