Будто горечь на устах -
Ипостась тоски -
Заповедные места,
Остров Анзерский.
То не водка душу рвет,
Пот на рожу лья -
Зной, болота, комарье,
Бездорожье, бля!
И ползу я напролом,
Крою матами
Скалы, солнце, бурелом,
Ту зарплату и
Рву одежду на клочки,
От подмышек пар.
Глядь: а в небе белый скит,
А к нему тропа.
Соловки вы, Соловки,
Загрубелые,
Вам бы этот чудо-скит,
Глыбу белую.
В небе дерзкие мазки:
Дескать, вот тебе!
Ах, какой веселый скит -
Сердцу оттепель!
Тропка долгая как стон
Всепрощающий.
Над подломленным крестом
Крики чаячьи.
И ползу я на хоры,
Весь в крови, нагой.
Плачь, паскуда, плачь в надрыв,
Ты ведь тоже гой!
Нет ни веры, ни креста -
Я не набожен,
Но святая, вся в цветах -
Ох, и баба же!
Взгляд усталый напряжен,
Обращен ко мне:
На Голгофу путь тяжел.
А с нее - вдвойне.
Это, пожалуй, лучшее, что написал его сын. Неделю после поездки ходил под впечатлением и все недоумевал:
- Пропустил же такое церковный цензор?
- Не его одного бес попутал, - заметил тогда Мушкетов, - в этом окраинном ските начинал свое восхождение по вертикали власти неистовый патриарх Никон - человек, поднявшийся выше царей и вставший у истоков раскола. От этого образа начал он путь на большую Голгофу, здесь оттачивал лезвие новой веры. Он-то куда смотрел: не поднялась рука? А если и поднялась, только для крестного знамения?
Сто семь метров над уровнем Белого моря... но что может быть выше? Сколько еще таких вот, жемчужин уронила Святая Русь?
Соловки и Гавана - нонсенс. Казалось бы, что сравнивать несравнимое? Приказы, конечно, не обсуждаются, но первый раз он туда вообще не хотел ехать, ну, не лежала душа. Еще бы, его отвлекли от живого мертвого дела и срочно доставили в Кубинку спецрейсом из аэропорта Батьмай. В конторе, как обычно, не церемонились: знакомство с приказом, бумаги под роспись - и вперед:
- Космонавты наши летят на Кубу, эт самое так, с женами и детьми. Твоя задача - их безопасность. Вопросы?
- Послали бы Витьку Мушкетова - лучше него в подобных делах мало кто разбирается.
- Учтем. А тебя тогда, братец, куда? Прямым ходом обратно, на озеро Меча, к пиву с креветками?
Для рутинной сидячей работы Сидор Карпович Корнелюк очень неплохо знал тонкости жизни Ханоя. Впрочем, чему удивляться? - в совсем недалеком прошлом их легендарный "эт самое так" вовсю куролесил в Хюэ, в одном из отрядов дакконгов.
- Там же ребята молодые, совсем необстрелянные, - почти возвопил Векшин. - Как они без меня, горячие, без царя в голове?
- Ду-ра-ак! - зевнул Сидор Карпович, - ему честь, можно сказать, оказывают, а он "ребята, ребята"! Куда они денутся, эти ребята? - звонили уже, докладывали: нормально управились, без потерь. Хе-хе-хе... ты, эт самое так, подумай: путевка на Кубу знаешь сколько сейчас стоит? - за тыщу рублей зашкаливает. А с тебя не возьмут ни копейки, еще и накормят за государственный счет: и зарплата тебе, и суточные, и гробовые, и пайковые, и, опять же, валюта...
- Валюта?!
- Валюта на депонент. Вон с моих глаз, изыди! Машина стоит перед входом и чтоб ты через полчаса сидел в самолете. Да, чуть не забыл: по дороге никаких гастрономов!
Самолет задержали. Поэтому взлетали уже ночью. В салоне было на удивление многолюдно: кроме них с Витькой Мушкетовым было еще с десяток коллег - вечных конкурентов друг друга: представителей КГБ, ГРУ и службы внешней разведки. У каждого ведомства были большие дела в регионе Вест-Индии, Векшина они не касались.
- Серьезная агентура, - усмехнулся Мушкетов, разливая "Столичную" в мельхиоровые рюмашки, - любого возьми, посади на пальму, люди скажут, что на ней и родился. Ну, за то, чтоб легли на крыло!
- Будем!
Формально за всех в многочисленной делегации отвечали два идеолога средней руки: Зырянов и Кочубей. Держались марксисты гордо и неприступно, особняком от всех, даже от космонавтов. Они были тоже, "эт самое так, с женами и детьми".
Одна из "матрон", почуяв знакомый запах, пошептала на ухо супругу. Тот оглянулся, строго глянул поверх очков и погрозил Мушкетову пальцем.
