— А если окажется, что именно там у них наиболее мощные противотанковые укрепления?
— Ну, это уже, дорогой мой, вопреки всякой логике! — усмехается генерал. — Согласно донесениям наших разведчиков, противотанковые заграждения у них имеются в местах наиболее вероятных переправ. Вот тут, например, по три ряда надолб, тут противотанковые рвы и эскарпы. Полагаете, что есть также и противотанковые минные поля?
— Да, это теперь установлено совершенно точно.
— А на этих вот, — генерал показывает на другой конец карты, — малопригодных для форсирования участках реки берега укреплены уже не так. Тут что? Проволочные препятствия и противопехотные минные поля?
— Так точно, товарищ генерал.
— Ну, а если это так, то почему же мы должны предполагать, что на совсем уж непригодных для форсирования участках, как, например, в квадрате двадцать два — ноль пять, стоят противотанковые заграждения? Это просто нелогично.
— Но ведь черт их знает, что может взбрести им в голову!.. Может быть, все-таки послать Голикова, товарищ генерал?
— Мы и без того если и не насторожили, то уж непременно озадачили их посылкой Зыбина. А на других участках их берега кто-нибудь из наших разведчиков обнаруживал себя? Я имею в виду не только нашу, но и общевойсковую разведку.
— Нет, товарищ генерал. Все обходилось благополучно.
— Вот у них и может сложиться впечатление, что с особой тщательностью разведуем мы только этот участок фронта. А если они и Голикова еще обнаружат, то не только все виды заграждений тут установят, но и противотанковую артиллерию подтянут. И тогда реальность прыжка через невозможное превратится в невозможность такого прыжка. Нет уж, товарищ Лежнев, оставьте вы в покое тот берег. Примите также все меры, чтобы и на нашем берегу в квадрате двадцать два — ноль пять было как можно спокойнее.
— Можно даже договориться с артиллеристами, чтобы они не стреляли.
— А этого как раз и не следует делать! Это тоже может их насторожить. Все должно быть как можно более естественно, как на других участках фронта.
— Ясно, товарищ генерал.
— А в квадратах ноль один — семьдесят восемь и восемьдесят семь — девяносто четыре пусть готовятся к переправам понтонные части Кононова и Дорофеева. Не имитируют подготовку, а по-настоящему, с соблюдением маскировки и всех прочих мер предосторожности. Немцы тоже ведь не дураки, догадаются, если мы будем слишком уж привлекать их внимание. Я думаю даже, что командирам понтонных частей лучше не говорить ничего об истинных наших замыслах. Пусть всерьез готовятся к переправам.
— Ну, а если маскировка будет такой, что немцы так и не догадаются ни о чем?
— Найдем способ подсказать им это. Открыть секрет легче, чем сохранить его, — усмехается Кунаков.
— Понял вас, товарищ генерал.
4. Подготовка к «репетиции»
— Хватит дрыхнуть, Голиков! — бесцеремонно толкает ефрейтора в бок старший сержант Брагин.
— А почему это мне индивидуальный подъем? — протирая глаза, недовольно ворчит Голиков.
— За особые заслуги, — смеется Брагин. — Вся рота давно уже на машинах, а вас велено было будить последним. Личное указание капитана Кравченко. Балует он вас.
— Хорошенькое баловство! Да я лег всех позже — специальное задание капитана выполнял.
— Ну тогда это вам в счет компенсации лишние пятнадцать минут сна. А теперь — живо на машину! Наш взвод в голове колонны. Завтракать будем на месте назначения.
— А куда это нас?
— В тыл, но не глубокий. Через часок будем на месте. В машине доспите, вы ведь это умеете в любом положении.
В землянке еще совсем темно, но за окном уже брезжит рассвет. Пятый час, наверно.
Набросив на плечи шинель, Голиков берет свой автомат и выходит из землянки. Его взвод действительно уже на машине.
— Поторапливайтесь, товарищ Голиков! — кричит ему старший сержант Брагин.
Голиков перелезает через борт машины, когда она уже трогается.
Около часа рота капитана Кравченко едет по проселочным, только что просохшим после недавнего ливня дорогам. Останавливаются возле глубокого оврага, по дну которого протекает взбухший от дождя ручей. В глубине оврага он перегорожен земляной плотиной, перед которой вода поднялась уже довольно высоко.
