Избавившись от доспехов, я сразу задрожал от холодного ноябрьского воздуха.
— Пошли, — скомандовал я, размахивая оружием Романа.
— Тебе нужно пальто, — возразил Барри-второй. — Подожди. — Он ушел в дом и вернулся с моим некогда лучшим пальто, с большим пятном справа на груди — напоминанием о том, как несколько лет назад я небрежно позавтракал черникой прямо с куста.
— Спасибо, — поблагодарил я, ощутив тревожную дрожь, когда наши руки соприкоснулись.
* * *
Барри-второй указывал путь, держа в вытянутой руке биолампу, а я следовал за ним. Походка у него была какой-то косолапой и крадущейся, но я поймал себя на том, что шагаю точно так же, к тому же я испытывал нарастающую неловкость от всей этой ситуации. Пытаясь взять себя в руки, я раз десять споткнулся, пока мы не добрались до места, где Осборн устроил перестрелку.
Это оказалась полянка, на которой я летом частенько устраивал пикники. Лампа осветила мощные стволы деревьев, иссеченные шрамами от выстрелов, и ямы с тлеющими в них углями, похожие на злобные глаза. Свет выхватывал туманные клочья древесного дыма.
На краю поляны мы обнаружили лежащего на спине Езекию. Его левая рука превратилась в мешанину искалеченной плоти и зазубренных обломков костей. Дышал он часто и неглубоко, широко распахнутые глаза уставились в небо. Увидев нас, он потер их здоровой рукой.
— В глазах двоится. Проклятое ружье взорвалось у меня в руке. Проклятое ружье. Вот ведь гадство!
Никто из нас и понятия не имел, о первой помощи, поэтому я оставил Барри-второго возле Езекии, а сам отправился за подмогой, продираясь сквозь темный, но знакомый лес.
Где-то неподалеку в поисках прыгалки рыскал Осборн, желая вернуться домой. Прыгалка лежала в кармане моего запятнанного пальто. Если он найдет ее и пустит в ход, то я останусь здесь, где в руках взрываются ружья, а Барри желает смерти Сэлли.
Улицы городка — обычно приветливая улыбка аккуратных домиков — превратились в кривую ухмылку с зияющими дырками в тех местах, где стояли дома моих соседей, сбежавших после нашествия прыгунов. Но клиника Мерри все еще была на прежнем месте, и я осторожно направился к ней, ощущая затылком воображаемые глаза, следящие за мной из темноты.
Я почти дошел, когда сбоку выскочил Осборн, грубо сцапал меня и помчался обратно в лес. Мы летели под ночными небом, прыгалка оказалась прижатой к моему боку его жесткими металлическими объятиями, и когда он наконец выпустил меня, я попятился, стремясь оказаться от него подальше.
— Давай сюда, — приказал Осборн, наставляя на меня оружие. Голос у него был холодный, не допускающий возражений. Но я профессиональный переговорщик. И, если прижмет, соображаю быстро.
— Мои пальцы сейчас на ней, — сообщил я, нащупав прыгалку сквозь ткань кармана. — Стоит только нажать, и я исчезну, а ты застрянешь здесь навсегда. Может, отложишь пупку, и мы поговорим?
Он усмехнулся точно так же, как и тогда на веранде:
— Исчезнешь, но только с пулей в брюхе. Мертвый или умирающий. Снимай пальто.
— Я буду мертв, а ты окажешься в заднице. Если я отдам тебе эту хреновину, то все равно буду мертв, а ты смоешься. Убери пушку.
— Никаких вариантов. Пальто. Он небрежно пальнул в землю передо мной, окатив фонтаном горячих земляных комочков. Зашебуршились перебитые корешки домосети, пытаясь обогнуть поврежденный участок. Я так перепугался, что едва не нажал кнопку, но все же напряг волю и сдержал пальцы.
— Пушку, — повторил я, очень стараясь говорить спокойно, но даже мне собственный голос показался писклявым. — Послушай меня. Внимательно. Если мы и дальше будем спорить, кто-нибудь наткнется на нас. И, вполне возможно, этот кто-нибудь окажется вооружен. Не все ружья в этом мире взрываются при выстреле, — надеюсь, — и тогда ты очень пожалеешь. Да и я тоже, потому что ты наверняка успеешь выстрелить в меня. Убери оружие, мы все обсудим. И найдем решение, при котором оба останемся живы.
Он медленно сунул оружие в кобуру.
— Брось его в сторону, ладно? Недалеко, всего на пару метров. Ты ведь парень шустрый.
— Вот ведь нервный ублюдок, — процедил он, покачав головой, но все же отбросил пистолет на несколько шагов.
