– Если только это пенни не отчеканили после 1982 года, потому что тогда в нем вполне хватит цинка, чтобы растворить малому пищевод, – словно бы походя замечает Дрю. – Впрочем, более чем уверен, что по времени это бы уже случилось, так что с ним, по-видимому, все хорошо.
Клэр присаживается рядом с Гэвином, прижимает его к себе и заботливо спрашивает:
– Миленький, ты как себя чувствуешь? У тебя с животиком все в порядке?
– С животиком все хорошо, – отвечает Гэвин и возбужденно сообщает: – Папаня сказал, что мне надо какашками сходить и проверить их на деньги. Я могу деньгами какать!
– Жаль, что мне не дано какать денежками, – жалуется Дрю.
Я наклоняюсь к Клэр с Гэвином, сгребаю их обоих в объятия.
– Просто, чтоб ты знала: мы сбегаем на все сто, – говорю я ей.
– О, слава богу! – отвечает она.
– Так тебе оно по правде нравится? – в сотый раз спрашивает Картер.
Мы наконец-то в постели, нежимся после долгого-долгого дня, и я глаз оторвать не могу от своего кольца.
– Думаю, мне оно нравится больше, чем тебе.
Картер смеется:
– Очень смешно.
– О, я на полном серьезе. Все это время я только и думала, что ты просто не хочешь жениться на мне, а ты, надо же, носил его повсюду с собой в кармане. Мне типа хочется выточить из зубной щетки ножик и воткнуть его тебе в глаз, – серьезно говорю ему я.
Он перекатывается на бок и кладет руку мне на живот.
– Не сердись. Мне надо было сделать это в тот день, когда я купил кольцо. Просто хотелось, чтоб мое предложение было самым лучшим, а потом мы узнали, что ты беременна, и я понял, что у тебя в голове делается. Ты бы ни за что на свете не поверила, что я делаю предложение из верных побуждений, если б я сделал его сразу, как только мы узнали, – говорит он, нежно поглаживая мой выпирающий животик.
– Понимаю, ты прав. Моя мать то же самое сказала, – говорю я, накрывая ладонью его руку и подталкивая ее вниз, туда, где я обычно чувствую, как пинается крошечная ножка. Для меня самой это ощущается, словно пузырики лопаются, и я вовсе не уверена, что и Картер сможет ощутить такие пиночки, но и от того, чтоб попробовать, вреда не будет.
– Рэйчел по правде сказала что-то осмысленное? – удивленно спрашивает он.
– Ага, я тоже от этого в шоке была, – признаюсь я, поворачивая голову на подушке, чтобы видеть его лицо. – Я должна была бы просто поговорить с тобой. Мне вообще противно всякое такое общение. Мне куда лучше, когда я страдаю втихомолку.
Картер жмется ближе, высвобождает руку из-под моей ладони и проводит ею вверх по всему моему телу, пока не касается щеки.
– Думаю, нам обоим еще долго шагать и шагать, обучаясь науке общения. Ничего, обучимся, – уверяет меня он.
– Я тебе говорила, что, когда все эти сомнения заползли мне в башку, я поделилась ими с Лиз и та посоветовала мне сделать тебе массаж простаты?
– О, боже мой, стоп! Ни слова больше. Джим рассказал мне про ночь, когда она ему такое сделала, и это было ужасно. Прошу тебя, ни слова больше, – предостерегает он.
– Ну, не знаю, – поддразниваю я, – может, тебе понравится.
– Слышь, да я ни одной морде не позволяю даже в ЛИЦО себе пальчиком тыкать, – с бруклинским акцентом выговаривает Картер.
– Серьезно? Опять цитата из «Сопрано»?
– М‑м, да. Из «Сопрано» найдется цитата на каждый случай. В том-то как раз и причина потрясности фильма. Имей почтение к «Клану Сопрано», – серьезно увещевает меня Картер.
Перекатываюсь на бок лицом к нему, повожу ногой, укладывая ее Картеру на бедро, пальцами рук ерошу ему волосы.
– По-моему, – говорит он с улыбкой, – мы должны отпраздновать столь памятное событие и воткнуть в тебя мой член.
– Твое счастье, что ты сегодня одарил меня драгоценностями, не то я б тебе врезала за это.
Картер прижимает меня к себе покрепче и губами прижимается к моим губам. Как и всегда, его поцелуи ввергают меня в полное беспамятство. Мягкость его губ, гладкое скольжение его языка по моему напоминают мне, как же давно не было у нас с ним близости. При наших сумасшедших распорядках да и проблемах моего положения – не было долгонько, я уж по нему больше чем изголодалась. Руки его охватывают меня, а ладони скользят вниз, к моей попе, обхватывая ее и подтягивая к тому, что давно уже навострилось в ожидании. Я, издавая стон, прижимаюсь к нему бедрами.
