Наши предложения были одобрены командованием, и политработа среди войск противника заметно оживилась.
* * *
Боевые действия на Халхин-Голе, как известно, имели для советско-монгольских войск два периода: оборонительный (с начала конфликта и до 20 августа) и наступательный.
Отражая японский атаки, наше командование готовило войска к генеральному наступлению, накапливая необходимые силы и средства, обучая личный состав боевым действиям в сложных условиях. Соответственно развертывалась и политработа - в частях создавался высокий наступательный дух. В середине июля корпус был реорганизован в 1-ю армейскую группу войск.
В те дни политуправление Забайкальского военного округа передало политотделу 1-й армейской группы войск учебные редакции газет на японском, китайском и монгольском языках - более 30 журналистов, специалистов-востоковедов, переводчиков, полиграфистов с типографией и комплектом шрифтов-иероглифов (в 3000 знаков). В составе политотдела армейской группы создали штатное отделение по работе среди войск и населения противника. Возглавить это отделение было поручено мне. Вскоре к нам из Москвы прибыл и звуковещательный отряд в составе пяти грузовиков и спецмашин.
Идеологическая война с противником все более усиливалась. На оборонительном этапе наши листовки, а затем и газеты разъясняли японским солдатам преимущественно военно-политические вопросы, разоблачали захватническую политику японских милитаристов. В одной из июльских листовок, например, говорилось:
"Японские солдаты!
Что вам дает и даст завоевание новых земель и порабощение чужих народов? Сотни тысяч ваших солдат, дравшихся в Китае, стали калеками. С протянутой рукой, как нищие, ходят они по улицам городов и сел. Они голодают, спят на улицах, мрут как мухи. Они никому не нужны, им никто не помогает. Всех вас ждет такая же участь. Война нужна только генералам и богачам. Они богатеют на этой войне. Солдаты, бросайте оружие, уходите с фронта!"
Эта листовка, как потом выяснилось, заставила кое-кого задуматься. Японский солдат, несомненно, устал от войны в Китае; угнетающе действовало на него и бедственное положение инвалидов войны на родине; испытал он и удары нашего оружия здесь, в Монголии. За строками листовки вставала реальная, живая картина, хорошо знакомая едва ли не каждому японскому военнослужащему. Но в листовке имелась и слабинка - не было в ней ответа на вопрос: "Из-за чего война?" Строки о генералах, богатеющих на войне, не спасали положения. Политически неграмотный солдат не мог - это нам стало ясно позднее - представить себе, как в степи, на поле боя, вдали от Японии, богатеют генералы. Верная мысль, увы, не подкреплялась столь же убедительными аргументами - доводами, фактами или примерами - и потому воспринималась в лучшем случае абстрактно, а не конкретно.
Не все и не сразу у нас получалось, не всегда мы находили верный тон и нужные слова, но мы упорно вели творческие поиски. Работали с военнопленными - солдатами и офицерами, ежедневно беседовали с ними. Готовясь к беседам, разрабатывали примерный перечень вопросов, которые представляли для нас интерес. Старались учитывать национальные, психологические и другие особенности солдат, их настроение, причины недовольства, случаи дезертирства, а также приемы идеологической обработки военнослужащих, условия их жизни на родине. Словом, мы стремились познать слабые и сильные стороны противника.
Случалось, пленные сами шли нам навстречу. Они охотно помогали нам расшифровывать трофейные документы, записанные скорописью, которой японцы пользовались при ведении дневников и в переписке с родными. От пленных мы узнавали специфические солдатские словечки и выражения, идиомы, пословицы и поговорки, бытующие в японской армии. Нередко мы знакомили пленных с только что написанной листовкой, интересуясь их мнением о ней; бывало, что листовка затем перерабатывалась с учетом их замечаний, поправок или советов. Мы старались привлечь наиболее сознательных пленных к нашей работе: писать письма товарищам, рассказывать в них правду о том, как они живут у нас в плену, что видят здесь и как с ними обращаются.
