Однако снова ощутил чье-то прикосновение — на сей раз кто-то дотронулся до моей руки. Я невольно вздрогнул, понимая, что логика и индуктивный метод в данном случае бесполезны.
А этот «кто-то» потянул меня за рукав пальто, как бы приглашая подняться наверх. Подчинившись, я сделал пару шагов, и хватка невидимой руки ослабла. Но, стоило мне приостановиться, как молчаливое приглашение повторилось с настойчивостью, не оставлявшей сомнений в том, что от меня требовалось.
Мы стали подниматься по лестнице вместе: кто-то, направлявший меня, шел впереди, а я следом. Абсолютно немыслимая ситуация! Все вокруг заливал яркий свет. Мои глаза неопровержимо свидетельствовали, что на лестнице никого, кроме меня, нет. Я зажмурился. Если это иллюзия, то она совершенна. Ступенькой выше скрипела лестница под чьими-то легкими шагами, которые я отчетливо слышал, кто-то шел в унисон со мной, я даже улавливал ритмичное дыхание моего проводника и спутника. Протянув руку, я коснулся пальцами его плаща из плотной шерстяной ткани с шелковой подкладкой.
И тут же открыл глаза. Они подтвердили, что рядом со мной никого нет.
Итак, я столкнулся с серьезной проблемой: каким из моих органов чувств можно доверять? То ли зрение меня обманывает, а слух и осязание дают верную информацию, то ли, наоборот, уши и пальцы лгут, а глаза говорят правду? Как определить, что истинно, а что ложно, когда чувства противоречат друг другу? Кто может в этом разобраться? Мозг? Разум склонялся к тому, чтобы признать правоту слуха и осязания, хотя зрение, на которое я привык полагаться, это и отрицало.
Мы поднялись на последний этаж. Дверь квартиры открылась как бы сама собой. Портьера у входа без чьей-либо видимой помощи сдвинулась в сторону и оставалась в таком положении, пока я не вошел. Судя по обстановке внутри, хозяин этих апартаментов обладал хорошим вкусом и имел склонность к наукам. В камине горели дрова. Стены были заставлены книжными полками и увешаны картинами. Большие удобные кресла выглядели очень гостеприимно. Ничего загадочного, ничего потустороннего, все было приспособлено для обитания существа из плоти и крови.
К тому моменту я уже избавился от последних смутных подозрений, убеждавших меня, что за всем этим кроется нечто сверхъестественное. То, что пока казалось необъяснимым, наверняка можно было объяснить. Для разгадки мне недоставало только ключа. Мой незримый спутник явно демонстрировал дружеское расположение. Поэтому я сумел совершенно спокойно наблюдать за самопроизвольным движением некоторых предметов мебели и интерьера.
Сначала большое мягкое турецкое кресло, стоявшее в углу, переместилось поближе к камину. Потом из другого угла выплыло кресло с высокой квадратной спинкой, в стиле королевы Анны, и расположилось напротив первого. Небольшой столик на трех ножках приподнялся на несколько дюймов над полом и занял место между креслами. Толстый том среднего формата спланировал с книжной полки на стол, плавно пролетев по воздуху на высоте трех или четырех футов. Изящно расписанная фарфоровая трубка соскользнула с крючка на стене и присоединилась к книге. За ней последовала коробка с табаком, соскочившая с каминной полки. А затем распахнулась дверь кабинета и, совершив недолгий синхронный полет, на столе одновременно очутились графин с вином и бокалы. Похоже, все в комнате дышало гостеприимством.
Я сел в мягкое кресло, налил в бокал вина, закурил трубку и принялся изучать тяжелый том. Это был «Handbuch der Gewebelehre» — венское издание справочника по гистологии Бюсси. Когда я положил книгу обратно на стол, она самостоятельно открылась на четыреста сорок третьей странице.
— Вы нервничаете? — спросил голос, раздавшийся из пустоты с расстояния в три-четыре фута от меня.
IV
Голос был мне знаком. Именно этот голос я слышал, когда поздним вечером шестого ноября джентльмен, с которым я столкнулся на улице, назвал меня «быком».
— Нет, — ответил я, — не нервничаю. Я человек науки и привык считать, что все, даже самые странные, явления объяснимы с помощью законов природы, нужно только определить подходящий для данного случая. Так что я не боюсь.
