Мальчик в белой матросской рубашке,
Голубой воротник, якоря,
Надпись «Чайка» на ленте фуражки,
Буквы золотом ярким горят.
А наружность запомнилась мало, –
Был кудряв он и зеленоглаз,
Что-то было в нем, что привлекало.
Но и трудно с ним было подчас.
Он упрям был и очень застенчив,
Очень вспыльчив, остер на язык,
В отношениях часто изменчив,
Но лишь с теми, к кому не привык.
А к кому привыкал – неизменно
С теми прост и внимателен был,
Говорил обо всем откровенно,
Был ребячески весел и мил.
Зорко он подмечал недостатки,
Но в других, а в себе их не знал
И не видел их в толстой тетрадке,
Где наивные вирши кропал.
Красотой восхищался он бурно,
Прелесть музыки рано постиг,
Рисовал акварели недурно,
С малых лет стал любителем книг.
Мальчик рос, я за ним шаг за шагом
Не пойду. Вот он в годы войны, –
Он в погонах с гусарским зигзагом,
Но всё те же черты в нем видны:
Наблюдателен, сметлив, проворен
Был на фронте по-прежнему он,
А в боях – безрассудно задорен
И за это не раз награжден.
Помню, как он лежал в лазарете,
Его странный в беспамятстве бред
О стихах, о каком-то поэте,
О котором не ведает свет…
Здесь далёко еще до развязки, –
Было счастье любви и семьи,
Снова книги, тетради и краски, –
Жизнь вернулась в свои колеи.
Колеи эти хрупки и тленны!
Стал он стар и давно не кудряв,
В нем осталось одно неизменным –
Его резвый мальчишеский нрав.
