– Расскажи теперь мне ты, какая она была?
Диана вздрогнула, будто очнувшись от наваждения, таким удивительным был голос Майи: тёплым, грудным, будто настоянным на терпких таёжных травах. Его просто хотелось слушать, в нём хотелось раствориться. И от необъяснимого желания довериться Диану понесло, как будто плотину прорвало. Она вспоминала первые минуты знакомства, первые уроки танго, на которые Марта пришла и так поразила чувством не просто ритма, но сути, что уже через двадцать минут с ней хотели танцевать все девушки на занятии, а несколько парней ревниво погладывали на стройную высокую фигурку, с лёгкостью ведущую партнёршу так, будто кроме дамы в руках для новой тангеры не существовало никого.
– Я думала, Костя и Володька – они преподаватели в моей школе, но ещё и мои друзья и наши постоянные кавалеры, даже поссорятся с ней, так лихо Марта уводила девушек у них из-под носа одним только полувзмахом своих длиннющих ресниц. Костю ты, кстати, видела.
Майя, памятуя о том, что в первую очередь ей нужны подробности отношений между спутниками Марты в её последний день, осторожно приступила к осуществлению своего плана. Слегка отклонилась на спинку дивана, вопросительно вздёрнула бровь:
– С парнями танцевала?
– Нет, она с ними даже не вставала в пару никогда, только с девчонками. Это я с ними номера, например, работаю, а Марта – нет. Марта в танго была жестока и нежна, и для неё танго – только свобода, где не надо даже любви, она вела, будто черпая руками, грудью, поворотом головы тени смелости и дикой страсти. Ты бы видела её: лукавство и детство, возносила и крушила, и эти её движения в танце были как продолжение её огромной души.
Знаешь, кто-то из наших поэтов сказал очень точно: «Март. Провода оглушённой печали тянутся нервами над головой… Девушки клеятся, будто листочки у позвонка…»[11]. К Марте постоянно кто-то клеился, и она и вправду своей взрывной солнечностью глушила печаль у каждого.
Верлен осторожно, будто пробуя босыми пальцами воду в проруби, спросила:
– Ты говоришь, что чуть не поссорились. А что потом? Как твои преподаватели к Марте относились?
– Отлично! Все очень быстро подружились, и мы много бродили всей компанией и по крышам, и в метро, и просто по проспектам. Нас набиралось человек по десять – двенадцать, иногда больше. После таких гуляний к нам в школу постоянно кто-то новый приходил. Например, до сих пор помню, как появился Пашка. Он у нас сейчас главный фестивальный спонсор. Где-то в самом начале августа мы с Мартой и ребятами из школы танцевали на Стрелке. Вечер, тепло, было даже немного солнца, и тут возникает Пашка. Шёл, видимо, куда-то по делам, но остановился, вид у него был смешной такой, ошалелый. Наверное, в первый раз видел, как люди на улице танго танцуют. Ну вот, остановился, как ты вчера, метрах в пяти, и всё смотрел, смотрел, даже трубку не брал, всё сбрасывал. Потом, когда мы закончили, подошёл, спросил, как нас найти. Мы тот август вообще очень часто гуляли впятером – я, Марта, Костя, Володя и Пашка.
– А с кем-то из них или, может, с другими учениками сестра ходила отдельно?
– Нет, мне кажется, что мы всегда были вместе, по крайней мере, когда были практики, или милонги, или когда мы снимали клипы. А с девчонками из школы Марта вообще никогда ни на какие свидания не ходила.
– Хорошо, тогда вот вас пятеро приятелей. Кабаки? Рестораны? Бары?
– Нет, что ты, Марта не пошла бы ни с одним из них ни в какой бар. Она со мной-то очень редко ходила. Хотя… Не уверена. Мы же не каждый вечер были вместе.
– Разве? Вы же… Ну, ты понимаешь…
– Почему ты удивляешься? Марта и я – это не одна река, это как дельта Невы: мы сходимся и расходимся, огибаем свои острова и вновь встречаемся. Знаешь, мне в отношениях с Мартой никогда не приходилось сталкиваться с… Как ты сказала? Упёртостью? Хотя… мы и не ссорились, чтобы нужно было мириться. Даже когда мы вместе ездили на несколько фестивалей, и в Варшаву, и в Берлин, а это всегда очень сложно.
– Девчонками катались только, что ли?
– Нет, мальчишки тоже ездили с нами, да нас человек десять было, как минимум. А почему ты про них спрашиваешь?
