"Вызвав в конце июня в Варшаву генерала Шептицкого{39}, для переговоров по всем вопросам, - писал он, - я нашел в нем огромный упадок духа. На собрании у меня в Бельведере нескольких генералов он заявил мне, что, собственно, война проиграна и что, по его мнению, следует какой угодно ценой заключить мир. Мотивы, которые он приводил, заключались в следующем: успехи Конной армии Буденного на юге настолько сильно деморализуют войска на всем театре войны, причем деморализация эта уже сильно чувствуется и в стране, что ему кажется невозможным, чтобы наши усилия могли бы ликвидировать эти успехи. И поэтому он ожидает, что вскоре на самых глубоких его тылах, в Бресте, появится Буденный со своей конницей, что сделает невозможным для него удержание фронта, а отступление может превратиться в расстройство и беспорядок"{40}.
К тому времени пришел конец заблуждениям и Пилсудского относительно боевых возможностей советской конницы. Кавалерийское объединение - Конная армия, - которое Пилсудский месяц назад считал "оперативной нелепостью", за короткое время спутало его стратегические планы. "Приблизительно под конец июня, - признается верховный главнокомандующий польских вооруженных сил, мне стало ясно, что добиться быстрого решения на южном фронте мне не удастся и что поэтому мой предыдущий план, основанный на недооценке конницы, должен быть изменен..."{41}
Борьбе с Конармией теперь уделялось самое серьезное внимание. Наряду с переброской на наше направление резервов из глубины страны и с других фронтов в Польше срочно формировались 12 кавалерийских полков, предназначенных для разгрома Конармии. "Постоянные неудачи, - писал Пилсудский, - не могли не отразиться и действительно отражались на общем настроении, выражающемся в мысли о необходимости введения какого-то нового метода для задержания и нанесения поражения неуловимому до сего времени противнику (Конной армии. - С. Б.). Таким мероприятием, по всеобщему мнению, с чем и я был согласен, считалось введение в действие с нашей стороны большого числа конницы. К организации этого средства борьбы было приступлено немедленно и энергично"{42}.
Успехи советских войск вызвали серьезную тревогу у империалистических организаторов нового антисоветского похода. Обеспокоенные поражением интервентов на Украине, они потребовали от правящих кругов Польши новых усилий, обещая во всем свою поддержку.
И польское правительство предприняло дополнительную мобилизацию. Для вооружения свежих формирований в конце июня из стран Антанты в Польшу прибыли очередные транспорты с оружием и боеприпасами.
Провоцируя панскую Польшу на продолжение войны, руководители Антанты форсировали подготовку к наступлению белогвардейской армии Врангеля. Французские и английские корабли спешно перебрасывали в Крым танки, броневики, оружие, снаряжение.
Обильная помощь империалистов позволила Врангелю уже в первых числах июня перейти к решительным действиям. Он сосредоточил против 13-й Красной армии, занимавшей фронт на крымском направлении, четыре корпуса - 1-й, 2-й армейские, Сводный и Донской. По живой силе противник превосходил здесь советские войска более чем в два раза, а его преимущество в техническом отношении было вообще неизмеримо.
Но, несмотря на это, войска 13-й армии держались с большим упорством. Врангель достиг некоторого территориального успеха, но ему не удалось разгромить 13-ю армию и прорваться в тыл Юго-Западного фронта. К 24 июня фронт стабилизировался на линии Херсон - Никополь - Б. Томак - Бердянск. Врангель не смог серьезно повлиять на стратегическую обстановку в пользу белополяков. Но пока он занимал часть южных районов Украины, угрозу с его стороны нельзя было не учитывать. Поэтому Советское правительство, по-прежнему уделяя главное внимание польскому фронту, принимало все меры к усилению войск, действовавших против Врангеля.
В. И. Ленин указывал, что, "несмотря на те успехи, которые мы одерживаем на польском фронте, положение все же такое, что мы должны напрячь все силы... Важно не только начать, но нужно выдержать и устоять..."{43}
