- Пошлите к пехотинцам человека. Пусть они к вам прижимаются. А болото незачем оборонять, противник туда не полезет. И ни шагу назад, - приказал я Гончарову.
Оставив у него для связи Зеленского, я с ординарцами отправился к Стрепухову.
Миновав улицу и проскочив по обстреливаемому мосту, мы увидели эскадроны 19-го полка, контратаковавшие противника в конном строю. Жидкое, словно обессилевшее, "ура" гасло у леса. Через некоторое время отброшенный неприятелем полк уже отходил обратно под прикрытием огня пулеметных тачанок.
Позади отступавших бойцов на взмыленном коне с выбившимся из-под кубанки чубом скакал Стрепухов. Хороший это был командир, толковый и смелый, только имел одну слабость - не терпел пешего боя. Попадало ему за это не раз, да и теперь не поздоровилось...
Трижды противник выходил к реке и бросался в атаку, но прорваться в Емильчино не мог. Каждый раз, устилая пологий берег трупами, он откатывался к лесу, чтобы собраться с силами и возобновить наступление.
Перед утром возникли осложнения северо-восточнее Емильчино. Примчался Зеленский и сообщил, что белополяки переправились через реку Телина и начали теснить 44-ю стрелковую дивизию.
Вскоре под давлением превосходящего противника ее 131-я бригада стала отходить, оголяя фланг нашего 20-го кавполка. Только совместная контратака пехотинцев и кавалеристов позволила остановить врага. 131-я бригада закрепилась на северо-восточной окраине Емильчино.
Больше всего теперь меня беспокоил 19-й полк. У него кончались боеприпасы.
Стрепухов направил людей в 44-ю дивизию занять патронов. А я послал Зеленского к Литунову с распоряжением направить к Емильчино один полк 3-й бригады.
Взошло солнце, и бой на участке 19-го полка разгорелся с новой силой. Заметив по ослабевшему огню, что конармейцы экономят боеприпасы, противник все настойчивее подступал к реке. На его флангах появилась конница. Вытягиваясь из леса, она разворачивалась для атаки.
Я подозвал Стрепухова:
- Перебросьте к флангам тачанки. Один эскадрон дер лейте в резерве, в конном строю. Прорвавшиеся группы врага надо контратаковать и уничтожать в рукопашной схватке!
Отдав коня ординарцу, я направился к бойцам, занявшим позиции на огородах. В окопчике у плетня пристроился расчет "льюиса", поблизости рассыпалась цепь стрелков.
- Как дела, друзья? - спросил я пулеметчиков.
- Ничего, держимся, - ответил старший по возрасту и неожиданно крикнул: - Ложись!
Я плюхнулся рядом с ним, и тут же позади нас разорвался снаряд.
- Вы бы ушли, товарищ командарм, здесь всякое бывает, - разом заговорили бойцы.
Снова метрах в тридцати ухнул снаряд. И тут же на флангах застучали пулеметы.
Противник поднялся в атаку. Поле впереди ожило, покрылось сотнями темных фигурок, бегущих, падающих, кричащих.
Бойцы, лежавшие около меня, умолкли, крепче сжимая винтовки. Только "льюис", как простуженный, закашлял короткими очередями.
Первые польские цепи залегли у реки. К ним подходили все новые и новые, катившиеся от леса. Небольшая группа противника кинулась в воду и вплавь добралась до занятого нами берега. Но дружной контратакой конармейцы сбросили ее в реку.
В разгар боя на помощь 19-му полку подошли части 131-й стрелковой бригады с батареей. Пехотинцы включились в огневой бой. С крыши рядом стоящей хаты длинными очередями ударил "максим". На противоположном берегу стали рваться снаряды. Это стреляла артиллерия 44-й стрелковой дивизии.
Но вот справа по мосту прорвалось до батальона противника. Белополяки уже обходили фланг полка,
когда на них налетел резервный эскадрон. Сверкая обнаженными клинками, коротким лихим ударом конармейцы отбросили врага, а затем под прикрытием двух станковых пулеметов на тачанках отскочили за постройки.
Перелом в бою наступил с подходом одной из бригад Литунова. 23-й и 24-й полки ее в конном строю вырвались на левый берег реки. Стремительной атакой они смяли правый фланг неприятеля и погнали к лесу,
Прибежал Стрепухов, обрадованно потирая руки:
- Началось. Можно, пожалуй, дать команду "По коням!", - и вопросительно посмотрел на меня.
