А что делать, если прекрасное желтое небо недосягаемо? Умирать ей не хотелось, и птахе приходилось сражаться за каждый новый день, закаляя свой характер.
Она с каждым днем все острее ощущала, как быстро приближается двадцать первый день рождения, после которого ее перестанут замечать все, и она окончательно превратится в ползуна, причем в того, у которого нет никакой надежды на то, чтобы почувствовать всю беспредельную глубину неба. И тогда…впрочем, она не знала, что будет. Бросаться с уступа вниз она точно не хотела, потому что одна мысль о том, что ее мертвое тело станут рвать на части вечно голодные стриги приводила ее в ярость.
Как Алана завидовала тем, кто стремительно проносится темными тенями по ярко-желтому небу, исчезая в темных провалах своих гнезд, как она хотела оказаться с ними рядом, а не тащиться мрачными, улицами, ожидая каждое мгновение нападения из-за угла или из темных сырых подвалов.
Но это был ее путь, и помочь ей пройти, не могли даже родители, да они и не смогли бы — пробраться по узким улицам мог только ползун, летунам не хватало места для маневра. Мало того, что само расстояние между улицами было небольшим и требовало мастерского владения крыльями, но здесь кроме того имелось немало встречных воздушных потоков, которые опасны даже для самых опытных.
Но самое скверное состояло в том, что эта дорога была невероятно грязна: летунов мало интересовало то, что находится в темной глубине под гнездами, поэтому все отходы они столетиями сбрасывали вниз, и только стриги спасали их от эпидемий.
Птаха яростно прощелкала ругательство, услышав жадное верещанье из подвала соседнего дома. Не стоило ей думать об этих тварях, забыла о том, что пока их не замечаешь, то и ты для них не существуешь.
Твари выскочили перед ней из подвала высокого дома-уступа нестройной толпой, и гневно зарычали, тут же и сзади послышалось злобное ворчание. Она оглянулась, позади нее другая многочисленная стая перекрывала путь к отступлению.
— Что же вы, гады, ничего не учитесь? — Алана решительно зашагала вперед. — Если вы до этого ничего у вас не получалось, то почему считаете, что сегодня вам что-то удастся?
Но, похоже, на этот раз стриги придумали кое-что новое, видимо, специально для нее. Едва она приблизилась к первому и самому крупному стригу, пощелкивающему зубами, по всей видимости — вожаку, как с первого нежилого уступа ей на спину спрыгнуло несколько особей.
Птаха не растерялась, поскольку подсознательно была готова к чему-то подобному. Она резко взмахнула крыльями, крутнулась на месте, разрывая острыми длинными когтями падающие на нее мягкие тельца с жадно вытянутыми вперед острыми мелкими зубами.
Троих она сбила, но два стрига, вцепились в крылья, поползли по ним к слабо защищенному горлу.
— Неплохо! — яростно прощелкала Алана, сбивая их точными ударами клюва. — На этот раз вы меня не разочаровали! Ну что ж, посмотрим, кто победит!
Словно в ответ на слова из подвала выскочила еще одна стая. Это было уже много, но сдаваться птаха не собиралась, ибо тот, кто итак обречен умереть, ценит каждый миг жизни, и так просто у него ее не отнять.
Дальше все для нее расплылось в яростной долгой схватке, в которой ее кусали со всех сторон, запрыгивали на спину, пытались выцарапать глаза и сбить с ног.
Она же пустила в ход свой длинный хвост с острым шипом на конце, которым сбивала с ног покрытые серой шерсткой визжащие от боли существа, калеча и убивая. Через десятую долю клика стриги испуганно разбежались, а птаха устало присела на выпавший из стены камень.
Рядом с ней валялось четыре тушки мертвых стригов, и две еще дергалось в предсмертных конвульсиях, она добила их клювом и стала разрывать на части, выбирая лучшие кусочки сырого мяса.
Это был самый приятный момент ее путешествия, потому что она ела то, что убила сама. В этот момент, закрывая глаза от наслаждения, птаха ощущала себя смелой и быстрой охотницей, хоть и понимала, что ее мастерства хватает только на этих мерзких тварей живущих в сырых и темных подвалах. Но мясо все равно казалось невероятно вкусным, а запах крови пьянил не хуже сонной травы.
