Прототипы - страница 6

Шрифт
Интервал

стр.

Пашка же в этом деле сразу отличился-выделился: выпивал стопку портвеша или вермути молодецки, с причмоком, занюхивал ухарски тыльной стороной ладони и с чувством превосходства покрикивал на нас, хлюпиков малолетних, не умеющих пить. Дело в том, что предок Пашкин был выпивохой-профессионалом, и дружок-приятель мой чуть ли не с детсадовских времен начал угощаться при папаше то глотком пива, то наперстком вина. Так что когда я только подступал к алкогольным испытаниям, Пашка уже много в этом деле понимал.

После школы сначала забрили Пашку - он на полгода обогнал меня в возрасте, - а через две отсрочки, через полтора года, пошел служить и я. Потом судьба увела меня из родимых мест сначала в Москву на учебу, затем по распределению попал я в губернский город в центральной России, наезжал в Сибирь лишь от случая к случаю. Короче, виделись мы с Павлом редко. Пробовали поначалу, еще в молодости, переписываться, но какая ж переписка в наш сухой компьютерный век может длиться долго?

Лет с двадцати пяти Пашка начал лечиться. Но, испробовав очередной метод - то уколы, то гипноз, то "торпеду", - он, продержавшись чуток, обязательно срывался. В наши редкие встречи я заставал его то в хроническом запое - взбалмошным, несносным, грязным, больным; то, наоборот, стерильно трезвым - скучным, тоскующим, нервным...

* * *

Так вот, к чему я всё это рассусоливаю? Однажды из головы моей попёр рассказ, где главный герой - спившийся донельзя. Рассказ рвался, выпочковывался, рождался из меня, все фабульные повороты просматривались, вся сюжетная плоть была мне уже ясна, лишь облик главного героя никак не проступал из тумана воображения.

И тут я вдруг подумал - Пашка! И сразу - яркий свет, резкость кадра, легкость письма. Я выставил в рассказе Пашку живьем. Я придал герою внешность друга детства до микроскопических подробностей, вплоть до родинки под левым ухом. Характер Пашкин я тоже полностью и целиком подарил своему герою, а характер его знал я как свой собственный.

По ходу рассказа герой его погибал. Он допился до того, что ему начала грезиться какая-то тварь в виде грязной кошки, которая будто бы поселилась в его квартире. Он, мой герой, то есть как бы Павел Банщиков, но с другим именем, спохватывается, пытается лечиться - подшивается. Однако в конце концов трезвый мир в его нынешнем состоянии не устраивает героя, и он выхлебывает бутылку водки, зная, что от этого тут же скончается-кончится...

Рассказ получился. Тогда - а минуло тому уже лет пять - я в Москве еще не печатался, книги не издавал, ходил в молодых и начинающих. Но в областных газетах наших меня уже привечали. Вот и этот рассказ ухватил с ходу редактор "Губернских вестей". Буквально через пару дней "Грязный кот" - так он назывался - явился миру в свежем номере этого еженедельника. Знакомые поздравляли меня с творческой удачей, кое-кто из братьев-писателей начал криво усмехаться при встрече...

Через месяц я получил письмо от матери. Среди прочих разных новостей она сообщала: "Твой дружок школьный Павел Банщиков умер. Он выпил целую бутылку заморского спирта "Рояль", что ли, и отравился. Его нашли только на четвертый день, под берегом, знаешь, там, где ферма была. Он наполовину лежал в воде, видно, хотел протрезвиться - весь вспух и почернел".

Я тогда, не дочитав письма, плакал. Жалко было Пашку, его нелепую скоротечную и бессмысленную жизнь...

А сейчас, припомнив все это, я чувствую определенный страх. Странное все же совпадение. Пашка, как и Филимонов, умер сразу же после... после...

Странное, непонятное совпадение!

4

Жена ворчит с порога, мол, опять дерябнул, опять причастился посреди недели. Но мне не до скандалов. Едва сбросив куртку и скинув сапоги, я спешу в свою клетушку, к книжным стеллажам, к моей полке. На ней собираются-хранятся первые публикации моих вещей. Больше всего здесь теснится сплющенных газет, есть четыре журнала, три "консервных банки" коллективных сборника, пара тоненьких книжечек местного издательства и украшение собрания сочинений - первая моя настоящая, московская, книга, радующая глаз толщиной и суперобложкой. Признаться, каждый раз, как я беру ее в руки, в подвздохе у меня приятно щекочет.


стр.

Похожие книги