– Где я?
– В месте ненадёжном…
– Откуда вы знаете моё имя?
– Я слышала о тебе. О тебе и твоей семье. О твоём доме и о том, что там хранится.
Фурия приподнялась на скрипучей походной кровати с проржавевшими пружинами, одновременно пытаясь отодвинуться и отгородиться от женщины. Единственным источником света была масляная лампа рядом с её ложем. Света от неё исходило мало, и падал он на серые каменные стены. Рядом с лампой лежало множество книг с покоробившимися от сырости страницами. В подвальном помещении воняло так же ужасно, как от чернильных поганок. Только когда женщина передвигалась, веяло благодатным книжным ароматом.
– Где моя сердечная книга?
– Я здесь, – вымученно прозвучало из-под бедра Фурии. – Со мной всё в порядке, спасибо за заботу.
Она откинула назад одеяло и на покрытом пятнами матрасе увидела рядом с собой книгу. Та тесно прижалась к ней корешком, наполовину втянув в себя шею.
– Книга ни за что не хотела с тобой разлучаться, даже полежать на столе рядом с тобой. – Женщина указала на стопку книг рядом с лампой. – Давненько ни одна книга меня не тяпала так за палец.
– У меня были на то все основания! – возразила сердечная книга. – И не стоит думать, что мне это доставило удовольствие – палец-то был грязнущий!
– Наши гигиенические условия очень ограничены, но мы делаем всё, от нас зависящее.
– Сыровато здесь, – пожаловалась петушиная книга снова. – Просто яд для моей нежной бумаги.
Где-то завыл ветер.
– А что это за место? – спросила Фурия.
– Страна Забвения, – ответила женщина. – Ты находишься в ночных убежищах. Тебя доставил сюда один из моих подчинённых.
Вместо того чтобы до смерти испугаться, Фурия восприняла это сообщение чуть ли не как должное. Может, после всего, что произошло, у неё притупилось восприятие и она сделалась толстокожей? Шаг за шагом её воспоминания возвращались к событиям в Санктуарии, к буйству красок, произведённом идеями, к падению в пустоту. Потом – к чернильным поганкам, которые поймали её, и наконец к человеку, распахнувшему свою книжную грудину и расщепившему страничное сердце. Сразу после этого она потеряла сознание.
– Это был экслибр Зибенштерна… – пролепетала она.
– Один из моих подчинённых.
– Так вы – Федра Геркулания? Праматерь библиомантики?!
Женщина засмеялась, но в её смехе не было и намёка на веселье.
– Мне бы хотелось не быть ею.
– Я вас себе совсем иначе представляла, – призналась Фурия
– Я тебя – тоже. Взрослее.
Мысль, что Федра Геркулания могла о ней слышать и раньше, была столь нелепой, что Фурия сначала даже не удивилась этому. Она всё ещё была под властью ощущения, что события здесь развиваются, следуя логике сна, на который нельзя повлиять и который невозможно понять. Правда, всё окружающее – грязь, сырость, даже сама эта женщина – было до ужаса реальным.
– Что вам от меня нужно?
– Ты мне поможешь. Нам всем здесь.
– Я? – Фурии пришлось уклониться от взгляда золотых глаз. – Не думаю, что я…
– А мне кажется, что вполне. – Федра была мифом. Женщиной, собственно, никогда не существовавшей и тем не менее бывшей среди живых. Могло ли её благополучие зависеть от просьбы о помощи, обращённой к шестнадцатилетней девушке? Если, конечно, это была просьба…
Фурия посмотрела на приоткрытую дверь.
– Хотелось бы встать.
– Пора бы уже, – заметила петушиная книга.
Федра поднялась с табуретки и отступила на шаг, чтобы Фурия смогла свесить ноги с кровати. Лишь теперь Фурия заметила, что на неё натянуты армейские штаны и серый свитер навыпуск. Потёртая одежда была ей очень велика.
Федра приметила её взгляд.
– Здесь не место для мини-юбок и колготок. Эти вещи некогда принадлежали одному библиоманту.
«Одежда мертвеца!» – подумала Фурия, поёживаясь. Мужчины, павшего в войне за ночные убежища. Её кожаная куртка лежала на полу в углу. Она стряхнула с неё грязь и расправила. Под курткой оказались её сапоги. Всунув туда ноги, она, покачиваясь, встала посреди крошечной каморки.
– Сколько времени я здесь пролежала?
– В другом месте прошло бы несколько дней, но здесь царит вечная ночь. Ты была очень слаба.
– Я была ранена?
– Не так, чтобы я могла тебя лечить. Твой дух… Ты была в смятении.
