Телеграфист не поспевал за быстрой ленинской речью. Ленин терпеливо ждал, пока он кончит стучать ключом.
Все уже было сказано. Выбор сделан.
Оставалось назвать преемника.
— Передавайте… — В усталом голосе Ильича послышались торжественные нотки: — Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко.
Это была историческая минута. Историческая для революции. Для страны. Для армии. В конце концов и для него самого. Ему было тридцать два года. Он всегда причислял себя к людям сугубо штатской профессии. Был учителем истории и литературы. Получил диплом юриста. Мечтал о научной работе. Стал профессиональным революционером — агитатором, пропагандистом, деятелем партийного, подполья. По чистой случайности, из-за провала и ареста, попал в армию. Офицер в самом младшем офицерском чине снискал себе всеармейскую популярность.
И все же никогда не мог он подумать, даже при самом богатом воображении, что станет главковерхом. В критический, переломный момент истории страны. И что на плечи его лягут неслыханной трудности задачи: вести армию не в бой, а на переговоры о мире; не допускать хаоса, но парализовать войну; защитить революцию от посягательств ее внутренних и внешних врагов.
Он всегда выполнял любое задание революции. Выполнит и это.
…Старой армии уже не существовало. Новая армия революции, получившая название Красной, отразила немецкое наступление и спасла завоевания Октября. У ее истоков тоже стоял Крыленко: вместе с Подвойским он возглавлял Всероссийскую коллегию, которая формировала красноармейские части.
Третьего марта восемнадцатого года был подписан Брестский мир, а еще через день приказом Высшего военного совета должность главкома была упразднена: в ней теперь не было нужды.
Седьмого марта Петроградский революционный трибунал начал рассмотрение очередных дел. Во дворце, который раньше принадлежал великому князю Николаю Николаевичу, с утра было многолюдно. В роскошных залах, отделанных мрамором и зеркалами, судьи из народа воздавали по заслугам врагам революции. Сотни людей, разместившись на простых дубовых скамейках, которые привезли сюда из каких-то «присутственных» мест, учились азбуке революционной справедливости: перед ними разворачивались драмы, о которых нельзя было прочитать ни в одном романе, открывались такие бездны человеческого падения, от которых захватывало дух.
Здесь судили заговорщиков, убийц, спекулянтов, саботажников, мародеров, провокаторов, доносчиков, клеветников — тех, кто пытался отнять у народа завоеванную им свободу, и тех, кто особенно рьяно и подло служил царизму.
Крыленко уже был здесь однажды — в начале января, когда приезжал из ставки на открытие Учредительного собрания. Раскрыл утром газету — в глаза бросилось сообщение: «Приговор по делу Пуришкевича и других заговорщиков будет вынесен сегодня». Времени не было, и все же любопытство заставило его выкроить четверть часа. Как-никак он имел некоторое отношение к этому делу.
Приговор читал первый советский судья — один из тех высокоинтеллигентных русских пролетариев, чей талант раскрыла революция, — столяр Иван Жуков. По обе стороны от него стояли шесть заседателей.
Приговор вынесли «именем революционного народа». Приговор заговорщикам, преследовавшим контрреволюционные цели, «достижение которых могло бы вылиться в кровопролитие». Стоя, с непокрытыми головами слушали люди.
— Пуришкевича подвергнуть принудительным общественным работам при тюрьме сроком на четыре года условно, причем после первого года работ с зачетом предварительного заключения Пуришкевичу предоставляется свобода, и, если в течение первого года свободы он не проявит активной контрреволюционной деятельности, он освобождается от дальнейшего наказания.
— Мало дали, — пробасил кто-то.
— Мало, мало! — загудел зал.
Судья поднял руку, призывая к молчанию.
— Граждане публика! — сказал он. — Трибунал может объяснить несознательным и неразобравшимся вынесенный приговор. Победивший народ не мстит своим врагам. Это буржуи и их жены выкалывали зонтиком глаза коммунарам. А народ великодушен. Людей темного царства надо изолировать, чтобы сделать их безвредными. Когда наша революция укрепится, мы их на все четыре стороны отпустим.
