Часовые в дверях преградили Крыленко путь. Он вытащил свой мандат, подписанный Лениным.
— Проваливай со своими бумажками! — ожесточенно крикнул один из солдат и выразительно щелкнул затвором.
Рукой отстранив штык, Крыленко спокойно вошел внутрь.
— Стой! — заорали сзади. — Стрелять будем.
Не обращая внимания на крики, он решительно продвигался к стоявшему в центре броневику, откуда доносился взволнованный голос очередного оратора.
— Товарищи, — кричал солдат, — поймите, нужно немедленно заключить мир! Кто даст нам мир, за тем мы и пойдем. Мы на фронте не можем больше воевать — ни с немцами, ни с русскими…
— Это недостойно русского патриота! — Тщедушный человечек, стоя на крыше броневика, повторял, как заклинание: — Недостойно! Недостойно! Надо воевать до полной победы союзников!..
— Вы говорите, как Керенский! — раздался голос из толпы.
Молодой поручик, забравшийся на броневик, начал доказывать, что самое лучшее, пока положение не прояснится, — соблюдать нейтралитет.
— Что нам, солдатам, до всей этой свалки политических партий?.. — Он говорил спокойно и веско. Хорошо отработанная актерская «задушевность» располагала к нему изверившуюся, уставшую от посулов и призывов солдатскую массу. — Страшно русскому убивать своих же русских братьев. Давайте отойдем в сторону и подождем, пока политики закончат драться друг с другом.
Его проводили аплодисментами. «Правильно говорит», — рассудительно сказал кто-то рядом.
Крыленко протиснулся к самому центру. Он заметил знакомое лицо Джона Рида, дружески помахал ему издали рукой.
— Разрешите и мне сказать слово, — обратился он к офицеру, стоявшему возле броневика; тот был распорядителем митинга.
Офицер узнал его.
— Не надо, прапорщик… Мы сами разберемся. Без вас.
Но и солдаты узнали Крыленко. Один, изловчившись, вспрыгнул на капот, крикнул:
— Товарищи! Здесь товарищ Крыленко, нарком по военным делам. Он, хочет говорить.
Толпа загудела.
Не дожидаясь, пока утихнет волнение, Крыленко, к которому сразу же протянулось множество рук, забрался на броневик.
— Товарищи солдаты! — крикнул он с такой силой, что возбужденный гул двухтысячной толпы разом утих. Он откашлялся, но хрип не проходил. Впрочем, все уже привыкли к хриплым ораторам: на многочисленных митингах в эти трудные дни мудрено было не сорвать голос — Мне незачем напоминать вам, что я солдат. Мне незачем говорить вам, что я хочу мира. Но я должен сказать вам, что большевистская партия, которой вы помогли совершить рабочую и солдатскую революцию, обещала предложить мир всем народам. Сегодня это обещание исполнено… — Он переждал аплодисменты. — Вас уговаривают остаться нейтральными в тот момент, когда в нас стреляют на улицах и ведут Керенского на Петроград. Совет Народных Комиссаров — это ваше правительство. Вы хозяева положения. Великая Россия принадлежит вам. Подумайте хорошенько, согласитесь ли вы отдать ее обратно?
Крыленко кончил речь и сразу почувствовал, как подкашиваются ноги. Голова закружилась. Он пошатнулся и чуть не упал. Сотни рук поддержали его. Голос его снова обрел силу:
— Времени митинговать больше нет. Час выбора настал. Кто за Керенского — направо! За Советы — налево!
Толкаясь, наступая, друг другу на ноги, солдаты ринулись влево. Под мрачными сводами манежа гулко тарахтели моторы броневиков.
— В Смольный, — чуть слышно прошептал Крыленко, обхватив спину ожидавшего его у входа мотоциклиста. Больше всего он боялся заснуть на ходу.
Холодный ветер, бивший в лицо, быстро прогнал усталость.
На ступеньках Смольного его встретил пожилой конвоир, которого он оставил в швейцарской часа полтора назад. Лицо его выражало растерянность и испуг.
— Гоц сбежал, — виновато сказал он. — Ума не приложу, как это случилось…
Сбежал один — поймали другого. Красногвардеец, который доставил арестованного в Смольный, стал торопливо докладывать:
— Задержан в штабе Петроградского военного округа… Там в шкафу штабные бланки лежат, так он возле этого шкафа все вертелся. Очень подозрительный малый. Стали проверять документы, а он вдруг как заплачет, трясется весь: не убивайте, кричит, у меня есть важное сообщение. Ну и решили, значит, его сюда доставить, товарищ нарком. Для разбору…