Пространства и смыслы - страница 4
Стоит также отметить, что, по свидетельству Александрийского патриарха, характер отношений между монахом и саракенами носит довольно мирный характер (что прямо противоположно тому, о чём речь пойдёт ниже). Хотелось бы ещё раз подчеркнуть и то, что маршрут саракенов от Нила до Красного моря носит регулярный характер, а наличие у них в достатке хлеба может косвенно указывать на характер их занятий — возможно, они, помимо скотоводства, занимались ещё и меновой торговлей.
Второй наш источник («Повесть об убиении монахов на Синайской горе») рассказывает об арабских племенах (в тексте они названы «варварами»), которые жили на Синайском полуострове и, вероятно, кочевали в районе Синайской горы, поскольку текст в том числе описывает их нападение на иноков, живущих на этой горе, и жестокое их убийство. Сведения этой Повести об арабах оценивается в науке по-разному: от решительной поддержки сообщаемых там сведений (И. Шахид) до большого сомнения в его историчности, поскольку по жанру Повесть очень походит на эллинистический роман, в котором априори присутствуют литературные клише. В 1983 г. вышло критическое издание Повести[10], в 1998 — русский перевод этого текста, сделанный Д. Е. Афиногеновым[11]. Не станем подробно пересказывать её содержание, а остановимся на одном эпизоде, где автор даёт описания жизни арабских племён и их религиозных верований[12]:
Необходимо <…> сначала <…> сказать о том, как живут напавшие на них[13] варвары. <…> Итак, названное племя (ἔθνος) кочует по пустыне, простирающейся от Аравии к египетскому Чермному морю (Έρυθρᾷ)[14] и реке Иордану, никогда не занимаясь ни торговлей, ни земледелием, но добывая пропитание исключительно мечом. Ибо они или охотятся на зверей пустыни и живут, поедая их мясо, или кое-как восполняют необходимые потребности, грабя проходящих по тем дорогам, где они засели, — а если из-за недостатка и тех и других у них истощаются припасы, тогда они употребляют в пищу домашних животных (то есть беговых верблюдов), ведя зверовидную и плотоядную жизнь[15]. Они режут одного верблюда на семью[16] или становище[17] и, размягчив на небольшом огне жёсткость мяса, чтобы оно только поддавалось не слишком большому усилию, рвут его зубами, и так питаются, можно сказать, словно псы, не ведая Бога ни умопостигаемого, ни рукотворного[18], но поклоняясь утренней звезде (ἄστρῳ δὲ τῷ πρωινῷ προσκυνοῦντες)[19] и принося при её восходе в жертву что получше из добычи, когда от разбойничьего набега у них остаётся что-нибудь пригодное к закланию. Особенно они стараются приносить ей мальчиков, отличающихся красотой и цветущим возрастом, которых они закалывают на рассвете на собранной для этого куче камней (ἐπί λίθων σνμπεφορημένων) <…>. Если же нет мальчиков, они ставят на колени безупречную верблюдицу белой масти и трижды обходят её всем множеством с пляской. А руководит этим обходом и песнью, которую они сложили в честь звезды, или кто-то из правителей, или из почтенных престарелых возрастом жрецов, и после третьего раза, когда толпа ещё не кончила петь, но несёт на языке последние слова песнопения, он, вытащив меч, сильно ударяет по шейному сухожилию и первый быстро отведывает крови. И тогда все остальные, подбежав с мечами, одни отсекают маленький кусок шкуры вместе с шерстью, другие хватают и отрезают, что попадётся из мяса, а третьи добираются и до потрохов и внутренностей, не оставляя от жертвы несъеденным ничего, что бы могло явиться взошедшему солнцу. Ибо все они не воздерживаются даже от костей и мозгов, настойчивостью побеждая твёрдость и долгим старанием одолевая жёсткость. Таков у варваров закон жизни и верований, и таким образом они, обитая в пустыне, переходят с места на место, устраивая стоянки там, где можно найти обильную траву для скота и много воды.
Самыми интересными сведениями этого рассказа, как нам представляется, являются данные о доисламских верованиях арабов и, главным образом, столь подробно описанный ритуал принесения в жертву верблюдицы. Отношение к этим сведениям у историков религии варьировалось от безусловного доверия к этому описанию, отображающему, по их мнению, наиболее архаичный обряд жертвоприношения у семитов, до низведения этого рассказа на уровень исторического анекдота. Всю эту гамму мнений изложил известный историк религии Мирча Элиаде, разразившийся в одной из своих лекций целой филиппикой по поводу легковерия и ангажированности некоторых своих коллег. Вот, что он, в частности, писал