Поздравляю тебя, друг ты мой Лёха, даже здесь, в этом далеком 1978 году, ты никто иной как спасатель! Второй шанс, говоришь? Ну-ну. Я вышел из благостной тени деревьев в объятия горячего южного солнца и заказал еще одну кружечку кваса, радуясь, что расстроенный из-за вечера Женька не мешает мне думать своей болтовней.
Нет, дорогой товарищ спасатель второго класса Алексей Степанович Лесовой, это всё не сон, это твоя новая реальность в твоем родном городе, в котором ты родился и вырос, из которого ушел в армию. В котором до сих пор тянешь лямку в поисково-спасательном отряде МЧС.
Сейчас, когда воспоминания студента полностью осели в ячейки моей собственной памяти, я осознал, что с именем мне повезло. Студент-второкурсник оказался почти полным тёзкой, звали его Алексей Степанович Лесаков! Парень он был хороший, после первого курса остался сиротой, умерла бабушка, которая воспитывала его с пятнадцати лет: родители-альпинисты погибли в горах при сходе лавины.
Парнишка оказался спортсмен, занимался парусным спортом, хорошо плавал, любил читать приключенческие романы, был неотразим в глазах девичьей общественности. Голубые глаза, копна пшеничных волосы и накачанное в меру спортивное тело вкупе с высоким ростом превращал его в лакомый кусочек не только для одиноких отдыхающих тридцатилетних дамочек.
Вопросы за что и зачем передо мной не стояли. А вот как выжить в этом слабо знакомом мне времени и вернуться назад жрали нервные клетки со скоростью пираний. Второй шанс и новая жизнь — это все хорошо. Но мозги-то старые, за плечами полтинник всякого-разного. И Галина… Кто будет ухаживать за её могилой? Некому. Сироты мы с ней по жизни.
Стоп! Мелькнула какая-то мысль, и я попытался ухватить её за хвост. Но тут, пыхтя и громыхая, подкатил старый желтый дребезжащий городской автобус под номером один, прозванный в народе единичка.
Мы торопливо поставили кружки на влажный поднос и ломанули в сторону общественного транспорта. Попасть внутрь знаменитого ЛиАЗа на курорте в любое время дня тот еще квест. Уж это я хорошо помню.
Мамашки с огромными пляжными сумками или пакетами, с колясками и орущими от жары детьми. Бабульки с авоськами, требующими уступить место. И попробуй не встань, не уважь старость! Всю дорогу, пока не выйдешь, тебя будут костерить на весь автобус, сотрясая воздух репликами: «Что за молодежь пошла!», «Бессовестные!», «Мы за вас кровь проливали!», «Кто вас воспитывал!» Впрочем, вредные бабки-скандалистки существуют во все временных потоках!
С трудом впихнув н аши тела в раскаленное железное нутро, и оказались зажатыми со всех сторон потными телами. За нашими спинами с трудом закрылась дверь, битком набитый автобус отчалил от остановки. И началась автобусная игра: «Передайте за билет», «Прокомпостируйте, пожалуйста», «Мужчина, вы мне все ноги отдавили», «Женщина, не тыкайте в меня вашей авоськой», «Уберите от меня вашего ребенка!»
Мы передали десять копеек за два билета, попросили прокомпостировать. И погрузились каждый в свои мысли в этом живом потном клубке человеческих тел хотелось только молчать, аккуратно вдыхая через нос. Мне всегда казалось, что не только женщины, но и некоторые мужчины, перед тем как зайти в общественный транспорт, специально обливаются одеколоном и духами.
На таком автобусе я ездил в музыкальную школу учиться играть на гитаре. Хотя чаще все-таки бегал пешком через городской парк, а деньги экономил на фруктовое мороженое за семь копеек в бумажном стаканчике, которое продавали почему-то только летом, или оставлял на сдобу за девять копеек, которую покупал после школы. Любовь к этим двум продуктам я пронес через всю свою несуразную жизнь.
Одна из центральных парковых аллей выходила на прогулочную зону — длинный широкий тротуар, пересекающий почти половину города. Заканчивался бульвар возле Гостиного Двора, который местные называли просто — центральный рынок, а то и вовсе базар.
Построенный по образу и подобию Петербурского, но только в миниатюре, — Гостиный Двор был сердцем провинциального купеческого городка до Советов, им же остался и с приходом коммунистов.
