— Это песня Абая, песня о неразделённой любви, — пояснил Соловьёв и, помедлив, добавил: — Хорошо поёт!..
Песня всех взяла за живое, и особенно взволновала Тараса. На его лице застыло выражение боли. «Разбередил певец его рану, — подумал Соловьёв. — Такая песня хоть кого возьмёт за душу, её напев растревожит даже заглохшую любовь. Как это сказал Мухтаров?.. От сердца к сердцу тянутся невидимые нити. А в песне печаль и радость особенно красноречивы».
Песня смолкла, все снова занялись своим делом, но долго ещё никто не разговаривал.
Обследование участка, отведённого под совхозную усадьбу, продолжалось допоздна.
К вечеру небо опять заволокло свинцовыми тучами. Солнце, повисшее над самым краем земли, просвечивало сквозь пелену туч расплывчатым белёсым пятном. Уставшие путники побрели к машинам: пора в обратный путь.
И вдруг совсем неподалёку послышался заливистый лай собаки. Из-за ближнего холма прямо на путников выскочил тощий волчище — шерсть вздыбилась, глаза горели. Увидев людей, он остановился как вкопанный, клацнул зубами и бросился к озеру. Но собака, обогнувшая холм, преградила ему дорогу, она прыгала перед ним с неистовым лаем, и, пока он раздумывал: то ли напасть, то ли спасаться бегством, грянул выстрел. Волк взвыл, закружился на месте, прижав морду к раненому боку; собака, изловчившись, вцепилась ему в ногу, но волк вырвался и кинулся прочь. И тут появившийся из-за холма охотник вторым выстрелом добил хищника. Волк рухнул на снег, окрасив его кровью. Собака заметалась с победным визгом, охотник позвал её, погладил ласково и, присев рядом с поверженным зверем, начал сдирать с него шкуру. Охваченный охотничьим азартом, он поначалу даже не заметил безмолвных свидетелей этой сцены и, лишь когда они окликнули его, поднялся, вытерев снегом окровавленный нож, и направился к путникам. Это был молодой казах, высокий, красивый, с широким, чуть выпуклым лбом, острыми, медного цвета скулами и густыми чёрными бровями, под которыми, как два маленьких полумесяца, диковато и таинственно светились узкие глаза. Вся его фигура и лицо дышали отвагой и мужеством, унаследованными ещё от предков, воинственных казахов-кочевников.
— Видно, он и пел, — сказал Соловьёв, обращаясь к Тарасу.
Охотник подошёл, открыто улыбнулся и приветливо произнёс:
— Удачи вам, братья-охотники! Много ли уложили волков?.. Мне удалось убить только вот этого…
Путники, смеясь, окружили юношу, а Соловьёв объяснил:
— Ты ошибся, дорогой друг, мы не охотники..
— О! Так вы, значит, наши будущие соседи?! — обрадовался Алимджан и добавил, непререкаемым тоном: — Вы должны побывать у нас на ферме.
— На какой ферме?
— На молочной ферме колхоза «Жане турмыс». Она совсем недалеко. На машине, доберёмся за полчаса.
— Нам нужно в город, Алимджан, — возразил Соловьёв. — Уже поздно.
— Сначала к нам, потом в город, — стоял на своём Алимджан, — утром в город. Все будут рады вам, как самым дорогим гостям. На ферме вы застанете и нашего председателя: он наведывается туда каждый вечер.
Алимджан уговаривал так горячо и настойчиво, что пришлось поехать на колхозную ферму.
Игнат Фёдорович посадил Алимджана к себе в машину, собака пристроилась в ногах. Алимджан показывал Тарасу дорогу, и хоть было уже темно, машины резво катили по степи навстречу вечерней мгле и вьюжному ветру.
— Ты бы спел нам, Алимджан, — предложил Соловьёв. — Мы слышали, как ты поёшь.
Алимджан смутился и поспешил клятвенно заверить:
— Это пел не я. Я петь не умею. Совсем не умею. Никогда в жизни не пел.
— Кто же это пел на том берегу озера?
— Само озеро пело! — плутовато улыбнулся Алимджан. — У нашего озера чудесное свойство: когда на его берегу появляются хорошие люди, оно от души радуется и услаждает их слух песней!..
— Вот как!.. И поёт оно по-казахски?
— Это ж казахское озеро! — сказал Алимджан.
Все рассмеялись, улыбнулся и Соловьёв:
— Твоя выдумка стоит того, чтобы простить твоё упрямство. Считай, что ты от нас откупился.
Когда они подъехали к колхозной ферме, Алимджан выскочил из машины и скрылся в длинном побелённом строении. Вскоре он вышел оттуда вместе с пожилым казахом, худощавым и стройным, несмотря, на свой солидный возраст. Это и был председатель колхоза «Жане турмыс» Жаныбалов. Не слушая Алимджана, который пытался ему что-то растолковать, он направился к гостям и поднял руки в приветственном жесте:
