Иногда Эмерсон удивлялась тому, что ее отцу кажется, будто они все еще живут в викторианскую эпоху.
– Ничто не случится с моей помолвкой с Донованом.
– Я рад, что ты так думаешь.
Она знала, почему отец так заинтересован в ее браке с Донованом. Он планировал уйти на покой, передав акции винодельни мужьям своих дочерей.
Он полагал, что Донован будет отлично справляться с управлением винодельней, и Эмерсон была согласна с ним. Но их брак? Будет ли он удачным?
– Самое главное, Эмерсон, это имидж, – сказал ее отец, возвращая ее к действительности. – Важно не то, что ты делаешь, а что думают об этом окружающие.
Было в интонации отца что‑то такое, что заставило Эмерсон похолодеть. Но это было нелепо. Она же была полностью согласна с тем, что имидж очень важен в бизнесе.
И тем не менее она похолодела.
– Это правда, – сказала она. – Не беспокойся. Я специализируюсь на имидже.
– И ты хорошо с этим справляешься.
– Спасибо, – пробормотала Эмерсон, покраснев от удовольствия. Джеймс Максфилд редко говорил комплименты, и тем ценнее они были.
– А теперь отправляйся на конюшню. Он будет ждать тебя.
Ее сердце сделало кувырок, но Эмерсон проигнорировала это. Ей нужно делать свою работу. И эта работа никакого отношения не имеет к тому, насколько высок новый менеджер на их ранчо.
Она была такой же очаровательной в повседневной одежде, как и в парадном красном платье. На ней были черные брюки с манжетами и черный топ, приоткрывавший ее живот. Ее темные волосы были собраны в высокий пучок, а ее помада была такой же ярко‑красной, как и накануне вечером. Ее глаза были спрятаны за круглыми солнцезащитными очками.
Ему очень хотелось увидеть ее глаза. И, как по заказу, приближаясь к нему, она сняла очки.
Он не был готов к тому, что она так красива.
Ему казалось, что он уже сумел оценить ее красоту при лунном свете. К тому же он видел ее фотографии, но они не отдавали ей должное. Он был убежден, что ярко‑синий цвет ее глаз – это заслуга фотошопа. Но теперь он увидел, что они такого же цвета, как синее небо над головой.
– Доброе утро, – сказала она.
– Доброе утро. Как я понимаю, вы уже поговорили с вашим отцом?
– Да, поговорила.
– И что вы думаете о его проекте?
По мнению Холдена, он был очень хорош. И когда он разорит Джеймса, он, возможно, купит эту винодельню и продолжит сам изготавливать вино. Он умел продавать и делать хорошие деньги.
– Это хороший проект. Полагаю, несколько выигрышных селфи привлечет к нему интерес.
– Возможно, вы правы. Хотя, честно говоря, я плохо разбираюсь в фотографии.
Это было ложью. Его младшая сестра была моделью. Она познакомилась с Джеймсом Максфилдом на одной из вечеринок. И Холден проклинал себя за то, что это его деньги сделали их знакомство возможным.
Потому что Сорайя была совсем невинной девочкой из маленького городка, которая внезапно попала в общество людей, таких далеких от ее привычного окружения.
Холден и сам поначалу не знал, как ему тратить деньги.
Но он сразу же стал помогать своей семье, чтобы вытащить близких из той дыры, в которой они оказались. Первое, что он сделал, – это купил дом своей матери. Роскошный, стоящий на холме и неприступный для мужчин, которые обычно использовали его мать на протяжении всего его детства.
А его нежная, молоденькая единоутробная сестра… Она сразу же стала знаменитостью. Она была невероятно красива и обладала отличным вкусом.
Миллионы поклонников следили за ее жизнью, ждали ее фотографий в прессе, интересовались приемами, которые она посещала.
И однажды она посетила не тот прием и повстречалась с Джеймсом Максфилдом.
Он тут же буквально прилип к ней, прежде чем Холден смог предостеречь ее. А потом Джеймс бросил ее, оставив безутешной. Холден никогда не забудет, что его сестра стала пациенткой психиатрической больницы. Она пыталась покончить с собой, потом у нее случился выкидыш…
И это горе жгло его как каленое железо.
При этом он осознавал, что все его деньги не смогли защитить ее. Это его деньги привели ее к трагедии.
А теперь ему оставалась лишь месть, потому что исправить он ничего уже не мог. Он не мог залечить ее раны.
