— Теперь ты, девочка, будешь вместе со мной замаливать свои грехи. И больше я не намерена потакать твоему дурному настроению. Подымайся немедленно и преклони колени пред лицом Господа. Я не собираюсь терпеть твою лень.
А когда Элейн не поспешила выполнить ее указания, добавила более резко:
— Встань сейчас же, говорю, и покайся!
Вполне конкретное бранное слово из четырех букв крутилось на кончике языка Элейн [8]. Но она все-таки сдержалась, прикусив и без того припухшую нижнюю губу. Мысленно выкрикнув ругательство, она задалась вопросом, существовало ли такое слово в этом времени или же оно было продуктом цивилизации, как, например, гамбургер или СПИД?
С вполне очевидным намерением Хэтти пересекла комнату.
— Ты немедленно поднимешь задницу и отправишься прямиком к распятию умолять Господа простить твои грехи! Сейчас же!
Элейн сжалась, хотя небесам известно, как сложно было ссутулиться, будучи затянутой в корсет. Она склонила голову, избегая контакта с этими бесцветными глазами, свирепо таращившимися на нее.
Хэтти нагнулась над серебряным подносом. Подняв грубую руку, она демонстративно отвела ее далеко назад.
Элейн перехватила надвигающуюся руку в миллиметре от своей щеки. Шлепок был так близок, что она могла ощутить приближающееся движение воздуха. От старческой кожи исходил гнев. Элейн удерживала руку Хэтти в воздухе, возле щеки, там, где удалось перехватить, — ладонь и пальцы схваченной руки были меньше, чем у Морриган, кожа — суше и жестче.
Воздух потрескивал от напряжения, каждый из них боролся за власть. Хэтти хотела восстановить свое владычество и, возможно, принимая во внимание ее нынешнее неуклюжее положение, восстановить равновесие. А Элейн, сжав зубы от боли из-за неудобной позы, стремилась поставить старуху на место и урезать ее властолюбивые замашки.
Мышцы Морриган протестующее заныли. Нелепо, но, несмотря на свое неустойчивое положение, эта старая карга была сильнее молодой женщины. На выручку Элейн пришел опыт всей ее тридцатидевятилетней жизни. Она крепко удерживала руку старухи. Пот выступил у нее на лбу и в подмышках, ухитрившись каким-то образом затечь внутрь корсета. Он ощущался армией жалящих, зудящих муравьев, захвативших ее одежду, с острыми ножами, вонзившимися в ее мускулы. Воинствующий блеск в глазах Хэтти сменился замешательством, когда она поняла, что победа будет не на ее стороне. Элейн осторожно разжала руку.
Старуха дернулась назад. Запутавшись в своем черном вороньем платье, она врезалась в эбеновый столик. Стоящая на нем посуда грохнулась на ковер, поднос — приглушенно звеня, а чашка — бесшумно перекатываясь.
Мгновенно придя в себя, Хэтти выпрямилась и медленно попятилась.
— Ты еще пожалеешь! Да, ты еще как пожалеешь о том, что вообще появилась на свет! Дьявол уже ждет тебя с распростертыми объятиями, смотри, как бы тебе в них не задохнуться!
Дверь захлопнулась, в скважине повернулся ключ.
— И даже не думай, что его сассенахское лордство избавит тебя от позора!
В безопасности, за тщательно закрытой дверью, тирания Хэтти снова развернулась в полную мощь.
— Ну и оставайся здесь — вот что я тебе скажу. На две недели или даже больше! И больше никакой еды для тебя, Морриган Гэйл! Ни еды, ни питья до тех пор, пока ты не свернешь со своего грешного пути и не ступишь на путь истинный!
Элейн уставилась на перевернутые поднос и чашку. Как Хэтти назвала Морриган? Гэйл?
Она заметила внизу чашки какую-то надпись. Подняв ее, Элейн прочитала: «Споуд» [9].
Луч солнечного света, пробивший серую гряду облаков, пробрался внутрь сквозь желтые полупрозрачные занавески и отразился в серебряном подносе. Слепящие солнечные зайчики заплясали на потолке.
Элейн обхватила чашку обеими руками. Озноб зародился где-то в глубинах ее живота.
Что с ней такое случилось? Она подняла руку на женщину, которая старше ее практически вдвое. За всю свою жизнь, Элейн ни разу не применяла физическую силу к кому бы то ни было. Насилие она презирала точно так же, как и трусость.
Но ведь прошло не более часа-двух с тех пор, как ее подняли с постели, а она уже прошла весь путь от отчаяния к гневу, от унижения к ярости, от жертвы до победителя, от хозяйки до заключенной. И если в ближайшем будущем она не вернется назад в свое время, то станет окончательно и бесповоротно буйно помешанной. Подходящая кандидатура для Бедлама.
