И тут я опять вспоминаю Натана Эйдельмана.
В самых непростых ситуациях он любил повторять, что пессимистом быть пошло. А если кто-нибудь из нас доказывал, что даже сейчас, в благословенные перестроечные времена, жизнь полна ситуаций, которые удручают, порождают разочарования, он говорил: «А что вы хотите? Будут и откаты, и отступления, и возвращения назад. История развивается по спирали».
Сегодняшние беды и тревоги и есть те самые «откаты», о которых когда-то пророчествовал Эйдельман, так быстро они наступили? Пророчествовал-то он пророчествовал, но, защищенный своим мудрым историзмом, я знаю, он все равно никогда бы не смог безмятежно смотреть, как рушатся многие наши надежды.
Умер Натан в ноябре 1989-го, когда первые признаки будущих трагедий уже появлялись. Той осенью мы собрались вместе поехать в Абхазию, в Пицунду. Но перед самым нашим отъездом он сказал, что нет, не поедет, не может. Там уже взялись за оружие, вот-вот прольется большая кровь. Я возразил: «Какое это имеет к нам отношение? В Пицунде все тихо и спокойно». Он рассердился: «Ты ничего не понял. Разве дело в том, что там опасно? Я не могу расслабленно греться на пляже, когда где-то неподалеку гибнут люди».
Проживи он еще несколько лет, и сердце его не раз бы еще сжималось от боли. И причины для того были бы уж куда глобальнее.
Однако убеждению своему, что пессимистом быть пошло, я уверен, он не изменил бы никогда. Ни при каких обстоятельствах. Несмотря ни на что.
Как бы, живя сегодня в новом, чужом для меня времени, научиться всегда следовать этому мудрому эйдельмановскому правилу?
Мой дедушка Арон Леонтьевич, отец мамы. В их доме на еврейскую пасху ели мацу, а на православную — пекли куличи и красили яйца.
Бабушка Елизавета Рувимовна
Мой отец Борис Соломонович
и моя мама Генриетта Ароновна поженились в 1927 году. Я появился на свет через три года.
Ленинград, лето 1940 года. Отец у подъезда нашего дома. Через год начнется война, мы с мамой окажемся в Омске, в эвакуации, а отец в сталинградской тюрьме.
Мой дядя Янош. Не за ним, к счастью, пришли в ту ночь милиционеры.
В школе до девятого класса я учился с Женей Гнатовским. Его отец, Семен Осипович, вытащил меня из беды.
От Юры Бразильского потребовали проголосовать на собрании за исключение меня из комсомола. Откажется — пускай пеняет на себя. Но он сказал: «А как после этого я буду жить?»
Журнал «Знамя» опубликовал мою статью о кукурузе. По этому поводу Сашенька Ильф нарисовала меня, выглядывающим из консервной банки. Я понимал: ирония Саши вполне уместна, но что делать, статью я согласился написать, потому что так надо. Слова эти прочно укоренились в моем тогдашнем сознании.
Марк Галлай. Эльдар Рязанов предложил ввести единицу порядочности — «один Галлай».
Слева от меня — Тоник Эйдельман, справа — Юра Ханютин. Когда-то с его легкой руки появилась в «Литгазете» первая публикация Эйдельмана. Коктебель, море, солнце, сентябрь 1977 года. Через четыре месяца Юры Ханютина не станет: инфаркт.
Лето Натан Эйдельман проводил обычно в подмосковном Кратове. Здесь были написаны многие его книги.
Анатолий Аграновский, лучший журналист моего времени.
Александр Бек, замечательный писатель, человек провидчески мудрый и проницательный. Но в жизни любил иной раз выглядеть настоящим простачком.
Егор Яковлев. Добрые отношения сложились у нас еще в пору редактирования им журнала «Журналист».
Когда по коридорам разносился ароматный дух сигары, мы знали: Чаковский в редакции. Услужить начальству и породниться с рядовым читателем — задачи, конечно, взаимоисключающие. Но Александр Борисович виртуозно умел их совмещать. А. Б. Чаковского впору было назвать «крышей» «Литературной газеты».
Цветной бульвар, 30. Здесь в семидесятые годы размещалась редакция «Литературной газеты». Ежедневно почта доставляла сюда сотни читательских писем. Если, обив все пороги, человек так и не добивался правды и справедливости, у него оставалась последняя надежда: а вдруг поможет «Литературка»? Ее называли «Всесоюзным бюро жалоб».
Душой же «Литературной газеты», «рабочей лошадкой» всегда был первый заместитель главного редактора Виталий Александрович Сырокомский. Журналист от Бога.
