Ну и косыга, как он меня упарил!
Сижу так-то, поглядываю вокруг. И лес будто не тот, стоит мрачный, почерневший, голые осинки и липки выглядят зябкими, сиротливыми. И небо над головой, над лесом какое-то грязно-серое, низкое. Снег под рябинкой, увешанной гроздьями ягод, кажется розовато-бледным, тусклым. Словом, невесело!
Внизу, откуда я только что пришел к облюбованной валежине, слышу, раздался щелчок, будто кто-то сломал тонкий сук. Ну, понятно, устремил туда взор. Гляжу - и глазам не верю. За дальней, довольно приметной елкой с раздвоенной вершинкой - заяц. Приподнялся на задние лапы, вытянул шею, поводит ушами и смотрит на меня. Неужели это тот самый, за которым я гнался?
Сейчас проверим! Встаю, надеваю холодную мокрую шапку и трогаюсь дальше по следу. Иду, не оглядываюсь. Миновал лесную поляну, зашел за густую елку и за нею притаился. А сам сквозь ветки наблюдаю за противоположной опушкой поляны, через которую прошел, оставив четкие следы.
Стою, смотрю, затаил дыхание. Вскоре показался и заяц. Подошел к опушке. Оглядел елань. Увидел, конечно, на ней мой след. Встал на задние лапы, уши торчком, вертит головой из стороны в сторону. Потом присел. Сидит, словно прирос к месту.
Я стоял, ждал, полагая, что заяц и дальше пойдет за мной. А как выйдет на открытое место, я его угощу свинцовым горохом.
Прошло минут пятнадцать, двадцать. Мое терпение подходит к концу. А заяц скусил под корень торчавшую из снега метличку и не спеша жует ее, постепенно упрятывая в рот, и словно помахивает мне метелочкой. И тут меня взорвало:
- Хватит играть в прятки!
Выстрелил в его сторону, плюнул и пошел домой.
Давно я мечтаю о гончей собаке. Одному-то без нее больно плохо.
КАЧКАНАРСКИЙ ПРОКАЗНИК
Про Качканар теперь какая слава пошла! Народищу съехалось к горе. Ветку железнодорожную подвели. Комбинат строят, громадные корпуса, дома в несколько этажей, как в большом городе. А все из-за руды. Гора-то магнитная. На сотню лет хватит нашим уральским домнам.
Под Качканаром я вырос и состарился. Глухое, гиблое было место. От прииска Косья до горы рукой подать. Стоит в полнеба, как туча, высокая, синяя. Чуть не до полдня загораживает солнце.
Как-то на воскресенье собрались мы на гору. Закоперщик похода, вожак приисковых ребят Ванька Вехтев и говорит мне:
- Эх, Евлашка, живем мы тут, как в яме. Роемся в земле, добываем золото и платину графу Шувалову, а сами света не видим. На Качканаре хоть отдохнем, взберемся под самое солнце. С горы-то весь Урал, как на ладони. А какой простор! А воздух! Крикнешь, а он звенит, будто стеклянный.
Ваньку я понимал и без слов. Работали мы с ним на конях гонщиками. Подвозили на таратайках3 золотоносные пески к вашгердам. Это такие приспособления, на которых пески промывают и улавливают драгоценный металл. Подростками были, а чертомелили по двенадцать часов. За день до того наломаешься в забое, что ничему на свете не рад. А Качканар для нас, ребят, был вроде отдушины, где можно было легко вздохнуть, взглянуть на большой светлый мир, ну и вдоволь наесться малины, брусники. Ягод было полно. В ином месте гора от них красной кажется. И даже зимой в рябинниках, будто флаги развешаны.
Ну, значит, собрались на гору. Человек пять-шесть. Все в лаптях. В сапогах-то опасно было. Можно без подметок остаться. Магниты в горе сильные, большими кусками. Гвозди или скобки, особенно на старой обуви, будто гвоздодером повытаскивают. Честное слово!
Подъем в гору от самого прииска начинается. Сначала пологий, а потом глянешь кверху - фуражка свалится. Идем так-то по тропе. Дело к ночи. Солнышко вот-вот закатится. Все небо над лесом возле него пылает пожаром. А три вершины Качканара - шиханы, особенно Рог Полуденный, самый высокий утес, словно весь в крови. Даже как-то жутко.
Наконец, подошли к россыпям камней перед подъемом на вершину. Ночевать решили на макушке горы. Там безопаснее. Внизу, в камнях, полно змей. Даже, сказывают, полозы водятся. Дескать, вроде удавов, саженной длины.
Стали взбираться вверх, с камня на камень, с глыбы на глыбу. Лезем друг за дружкой, молчим, пыхтим. Вдруг с кручи перед Рогом Полуденным на нас полетели палки, камни. Мы опешили, остановились, притаились за скалой. А с горы, смотрим, с отвесной высоты полетели уже огромные глыбы. Летят, грохочут, как гром, и высекают искры-молнии.
