Ксения поступила на первый курс биофака МГУ и сейчас на картошке, где-то в Московской или в Калужской области, а может быть, уже вернулась, учится и ни сном, ни духом не знает ничего об Адаме и Александре.
Упорная девочка эта Ксения! И умная, и красивая, и мать двоих детей, и к тому же на целых десять лет моложе ее, Александры. И маме она понравилась. Анна Карповна даже предложила Ксении не селиться в общежитии, в комнате на шестнадцать коек, а оставаться у них в «дворницкой», но та отказалась.
— Крепкий орешек, — сказала про нее Анна Карповна. — Я верю, что она выходила Адама. И глаза у нее чистые. И к тебе, Саша, она относится как к старшей сестре.
— Как к старшей жене, — съязвила тогда Александра.
— Ну это Господь рассудит, — после длительной паузы с улыбкой умиротворения на губах произнесла Анна Карповна. — Во всяком случае, она тебя не предаст…
В зыбкой полутьме летящего в ночи дальнего бомбардировщика Ту-4, способного одним ударом смести с лица земли большой город, например, Хиросиму, которую уже уничтожил три года тому назад точно такой же самолет В-29, у изголовья своего законного чужого мужа, не ведающая, что ее ждет впереди, Александра нечаянно уснула…
…на белом тротуаре сидит нищий, закутанный в черный плащ с капюшоном. Все его тело закрыто так плотно, что наружу торчит только кисть руки, — с тыльной стороны ладони сухая, темная, как кусок старого дерева, и чуть розоватая, похожая на морскую раковину, — изнутри. Нищий безмолвен и недвижим — это страшновато. Попробуй, не подай такому! И она, Александра, торопливо кладет в его ладонь какую-то неизвестную ей монету.
— Was kostet das?
— Waskostetdas?[26] — слышится за ее спиной.
— Бабушка, посмотри — это православная церковь! — восторженно говорит ей по-русски какая-то молодая женщина, и в ту же секунду раздается слабый колокольный звон и потоки света устремляются с небес, и она видит впереди маленькую белую церковь с голубым куполом и православным крестом над ним.
— Бабушка, сегодня Прощеное воскресенье, — слышится все тот же молодой голос. — Пошли в церковь просить у людей прощения. Бабушка, прости меня!
— Господь простит, Аня, и я прощаю. Прости и ты меня, грешную, — отвечает ей Александра Александровна, и, взявшись за руки, они идут через улицу, вдоль которой стоят высокие пальмы с чешуйчатыми стволами и длинными листьями, словно вырезанными из жести и как бы подхваченными в пучок у самой верхушки…
Адам пошевелился во сне, и Александра тут же возвратилась из своего краткого забытья. Она поправила одеяла на всех раненых и вернулась к изголовью Адама. Красная лампочка над пилотским отсеком горела ярко и как-то очень тревожно. Вспоминая свой мимолетный и странный сон, Александра с удовольствием подумала, что если ей суждено стать бабушкой и если у нее появится внучка, то назовут ее, конечно же, Аней — иначе и быть не может…
В монотонном гуле моторов тяжелого бомбардировщика, в вымороченном красноватом свете лампочки над пилотским отсеком, между землей и небом Александра физически чувствовала, как все запуталось в ее жизни. Тогда, в самолете, ей казалось, что обострить ситуацию еще сильнее просто невозможно, но она обострилась.
В Москве было 9 часов 30 минут, а в Париже 7 часов 30 минут того же 20 октября 1948 года. В Москве моросил нудный обложной дождик, а в Париже светило солнце и день налаживался ясный и теплый.
Когда Ту-4 с Александрой и Адамом на борту коснулся бетонной полосы секретного подмосковного аэродрома, в парижском особняке близ моста Александра IIIчерез Сену Мария и Павел вошли на кухню, чтобы выпить кофе перед дальней дорогой.
— Нюся, а ты сварила отличный кофе, — похвалила подававшую им на стол компаньонку Мария.
— Радыя стараця, — добродушно улыбнулась тетя Нюся, — а че ево варить, той кофий, — и дурак сварить.
— Не скажи, — оспорила ее Мария, — тут надо чувствовать это самое чуть-чуть, без которого не бывает ничего стоящего.
Обозначая свое присутствие, Фунтик радостно завилял хвостом с белой кисточкой.
— Уезжаем мы, Фуня, — сказала псу Мария.
Фунтик посмотрел на нее внимательно, печально, пошел в дальний угол кухни на подстилку и лег на нее, отвернувшись ото всех, уткнув морду в лапы.
