В дверном замке повернулся ключ, и Ира услышала топот Сашкиных ног. Пыль с ботинок стряхивает на коврике, подлизывается. Видать, совесть мучает. Ира встречать его не вышла принципиально, она вальяжно раскинулась в кресле и читала книгу И. Крылова «В мире криминалистики». Расширяла свой кругозор. Сашка привычно выкрикнул из коридора, что он дома, долго мыл руки, пыхтел и плевался, в общем, слышался обычный набор звуков, который свидетельствовал о хорошем настроении мужа. Наконец появился перед ней, улыбаясь, как ясное солнышко, которое не ведает, что грозовая туча уже на подходе и может разразиться неистовым громом.
– Где был? – спокойно спросила Ирина, не поднимая от книги глаз.
– На работе, потом с ребятами заскочили в пивнушку, давно не собирались, – нагло врал Турецкий. А что ему еще оставалось делать? Не признаваться же, что он встречался с женщиной. Ирка таких встреч не понимает, даже если они связаны с его работой. Таких ревнивых еще поискать.
– Не стыдно врать-то? От меня ничего не скроешь! Видела я твоих «ребят». Баба лет пятидесяти, чеченка, глаза навыкате… По ручке ее гладил. Ну и вкус у тебя, Шурик. Совсем сбрендил? – Ира, помня наставления подруги, решила сразу не заводиться. Хоть попробовать свои эмоции держать в узде. А там уж как получится. В конце концов, не железная же она.
Турецкий обалдело уставился на жену. Это ж надо! И как она его углядела? Или кто-то уже успел накапать? А кто? Хоть совесть у него была чиста, но привычка юлить, когда приходилось отметать от себя подозрение в неверности, заставила его и теперь заискивающим тоном объяснить ситуацию:
– Ириш, я действительно сидел в кофейне с одной несчастной женщиной, но все было не так, как ты себе представляешь.
– Банальный ответ. Обычно так в фильмах говорит муж, которого жена застала с любовницей.
А как же все было на самом деле? – ехидно поинтересовалась Ирина.
– Ну, во-первых, эта женщина, Соня Салтанова, ингушка, а не чеченка. А во вторых, у нее беда. Да такая, что врагу не пожелаешь.
– Ну рассказывай, что за беда такая у этой несчастной, что ей на глазах у всего честного народа нужно было ручку гладить!
– А разве я гладил? – искренне удивился Александр. Он действительно не помнил, чтобы гладил Сонину руку. Но раз Ирка говорит, может, так оно и было. – Я ее утешал, потому что действительно ей очень плохо. Она сначала в Генпрокуратуре рыдала, потому что мужик ее пропал. Кстати, офицер, наш, русский. И его теперь подозревают, что он перебежал к чеченцам. А у нее сынок от него. А она мужика своего уже полгода не видела и просит, чтобы я помог его разыскать и восстановить его честь. Не верит, что он на службе у бандитов. Где он, спрашивается, если среди убитых его не нашли и слухи упорные ходят о том, что он сбежал с террористами?..
Турецкий говорил сбивчиво, но, как ему казалось, вполне убедительно. Нормальная жена сразу же прониклась бы жалостью к несчастной женщине, на которую сразу столько бед свалилось: и маленький сынок без отца растет, и сам отец в плену – жив ли он? Но Ирка с ее гипертрофированным чувством ревности, которое не на пустом месте взращивалось всю их супружескую жизнь, все-таки пренебрегла мудрым советом Гординой и накинулась на мужа, как злобная фурия:
– Ты эту историю про несчастную чеченку расскажи кому-нибудь другому! А я твоими историями сыта по горло. Сколько я их переслушала за свою жизнь, кобель ты неугомонный!
Ее понесло, и много чего нелестного услышал про себя Турецкий, на сей раз без вины виноватый. Что было особенно обидно. Впрочем, Иркины обвинения, сдобренные сочными метафорами, мало чем отличались от обычного ее репертуара. Но на этот раз гроза гремела долго, потому что одно дело догадываться, допускать, подозревать и даже представлять, а совсем другое – воочию видеть руку любимого на руке чужой бабы, которую Ирка уже успела возненавидеть на всю жизнь.
– Подожди, не заводись ты так, – пытался усмирить ее яростный гнев Турецкий, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля. Он знал, что, стоит Ирке закусить удила, привести ее в чувство будет крайне трудно. Она уже слышит только себя, до нее не достучаться. Но нельзя же было допустить, чтобы она утвердилась в своей правоте и поверила в нее. – Тихо! – заорал он и стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнула чашка с остатками крепкого кофе, которым Ирка пыталась заглушить свое горе. Жена от неожиданности вздрогнула и на секунду замолчала. Турецкий тут же воспользовался паузой. – Я не обязан тебе докладывать о деталях, которые относятся к делу об исчезновении этого офицера. Фамилию называть не буду. Но чтобы ты убедилась, что мы с Салтановой говорили именно о нем, выслушай хотя бы меня. Впрочем, некоторые сведения у нас в прессе уже сообщались. Помнишь, в газетах писали о нападении террористов на МВД Ингушетии, в результате чего погибли 79 человек и 114 получили ранения? Тогда наших ребят захватили террористы. С тяжелейшими потерями их вскоре освободили федералы. Боевики в то же время подготовили запасной вариант – хотели захватить школу в ближнем поселке на случай неудачи с нападением на МВД Ингушетии. Под командованием этого офицера его рота блокировала школу, бойцы окопались вокруг нее и держали оборону. Но после боя его не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. Поползли различные слухи, и среди них слух о том, что он сбежал к «своим», якобы кое-кто уже давно подозревал о его связи с террористами. Знаешь, как бывает, когда люди еще не опомнились от горя, потеряв своих друзей?.. Мало ли что приходит в голову людям, ослепленным горем, когда ненависть жжет и нередко указывает перстом на без вины виноватого?.. Так вот, Соня с тех пор его не видела и была в полном отчаянии. Она ни на минуту не верила в его измену, а слухи о том, что он сбежал с террористами, набирали силу. Ведь бывали подобные случаи, когда перебежчики-предатели верно служили террористам. У нее через полгода после исчезновения Валентина – так зовут этого офицера – родился сын, Марат. И она заклинает меня восстановить честь его отца. Каково будет расти мальчику, зная, что он сын предателя?
