— Как вы себя чувствуете, мистер Пек? Первый ребенок для всех потрясение.
Что ему до них, тем не менее, хоть оно и так, а он взмок, шляпа стискивала голову.
— Извините, мистер Пек… — раздался незнакомый сочный бас. — Извините, рабби, но вас ждут… ждут в синагоге. — Его крепко взяли за один локоть, потом за другой. Там, где в него вцепились, мышцы напряглись.
— Ничего, рабби. Ничего, ничего, ничего, ничего, ничего, ничего…
Он прислушался: какое успокоительное слово — ничего.
— Ничего, ничего, все будет хорошо. — Ноги его оторвались от пола, заскользили, унося прочь от оконца, от кроваток, от детей. — Ничего, ничего, потихоньку-полегоньку, все будет хорошо, хорошо…
Но тут он восстал, будто очнувшись ото сна, замолотил руками, закричал:
— Я его отец!
Оконце тем не менее исчезло из виду. И тут же с него сорвали сюртук — легко, одним рывком. Вогнали под кожу иглу. Душу лекарство утишило, но вглубь — туда, куда просочилась чернота, — не дошло.