И уже с теплыми нотами:
— Проходи, дорогая, на диван.
Тихо скрипнуло кресло-качалка, это Лена сделала резкое движение, чтобы освободить любимое Верино место, но тут же замолчало — его хозяйка почувствовала себя на голову выше в связи с предложением занять Вере место на диване.
— Это вы специально «Атлантиду» читаете, чтобы подколоть меня? — заметила Вера, расправляя пышные складки гобеленовой юбки и усаживаясь на диван.
— Мы не виноваты, что ты отдала предпочтение восточным языкам, — рассмеялась Лиза, — а сама… сама носишь одежду в византийском стиле, с кружевной тесьмой…
— Папе нравится! — похвасталась Вера. — Впрочем, и мне тоже… Давайте, читайте дальше!
— Нет, как-то все сбилось, — вставила свое словцо Лена, — может, лучше это… Велимира Хлебникова. Я его так люблю! — и начала с выражением читать:
— Вечер. Тени.
Сени. Лени.
Мы сидели, вечер пья.
В каждом глазе — бег оленя
В каждом взоре — лет копья.
— Старье! — остановила ее Лиза. — Вот более свежее у Игоря Северянина:
— Месяц гладит камыши
Сквозь сирени шалаши…
Всё — душа, и ни души.
Всё — мечта, всё — божество,
Вечной тайны волшебство,
Вечной жизни торжество.
Лес — как сказочный камыш,
А камыш — как лес-малыш.
Тишь — как жизнь, и жизнь — как тишь.
Колыхается туман —
Как мечты моей обман,
Как минувшего роман…
Как душиста, хороша
Белых яблонь пороша…
Ни души, и всё — душа!
Лиза читала так самозабвенно, что ее никто не остановил. И даже тогда, когда она закончила декламирование, а потом, после паузы, с особым надрывом произнесла последнюю строчку: «Ни души, и все — душа!», в гостиной стояла такая тишина, что слышно было шуршание Лизиной юбки из плотного шелка.
Хозяйка дома положила на стоявшую рядом тумбочку томик стихов, который все время держала в руках и прошелестела, двигаясь в сторону высокой этажерки, чтобы взять еще какую-то книгу, и в это время Вера заметила, что на тумбочке, рядом с Северянинским томиком, лежит тоненькая красная брошюрка. И стоило только дотянуться, как книжица оказалась в ее руках.
Лиза резко обернулась, словно увидев это спиной, и зловещим шепотом ужаленной змеи произнесла:
— Не трож-ж-жь! Полож-жь на место!
— И почему ж-ж-ж? — постаралась ей подражать Вера. — Это з-з-запретный плод?
— Это совсем другое, — спокойным, скорее, даже — отчужденным тоном произнесла Лиза. — Это от Вики Шторм…
И словно в завершение зловещей паузы задела плотной юбкой высокую, но очень узкую, а значит, неустойчивую, напольную вазу. Та резко поклонилась хозяйке и, падая на пол, не застланный ковром, издала многочисленные звуки дзинь-дзинь-дзинь…
— Всё — душа, и ни души! — вылетела запоздалая фраза из уст Леночки. — Неужели от самой Шторм?
Имя Виктории Шторм было, пожалуй, самым популярным в Санкт-Петербурге, да и не только. Слава о ней простиралась куда дальше территориальных границ города, потому что именно она держала самый модный салон и считалась, скорее, даже не мастером, а профессором проведения магических ритуалов, в том числе и спиритических сеансов.
У Веры дрогнула рука, и она чуть не выронила облаченную в гладкую красную кожу брошюру:
— Лизачка, ну пожалуйста… Давай посмотрим…
— Это нельзя просто смотреть! — заметила та. — Если уж открывать, то тогда идти до конца.
— Неужели сеанс? — ужаснулась Лена.
— А почему бы и нет? — ответила вопросом на вопрос хозяйка дома.
— Так нам же нужна спиритическая доска… — начала выискивать причины для того, чтобы отказаться от этой идеи, Лена.
— А я отлично помню, как она выглядит, — спокойно заметила Лиза. — Любой может нарисовать…
— Девочки, а давайте действительно попробуем, — окончательно развеяла сомнения Вера. — Пока еще не ночь на дворе… Вот и стол у вас круглый, как раз такой и нужен…
Вскоре подруги сидели за дубовым столом, посреди которого лежала наспех нарисованная Лизой «спиритическая доска»: в центре листа ватмана для рисовального альбома — пентаграмма в круге, по правую сторону которой — слово «нет», по левую — «да», сверху и снизу пентаграммы — буквы алфавита, слева и справа — цифры и неизменные справа вверху «Вход» и слева внизу «Прощай». Посередине листа Лиза поставила перевернутое блюдце.
