Каюта носила следы скоростного обыска. Позднее, может быть поутру, проведут более тщательный осмотр, но к тому времени все мои прятки будут пусты. Жизнь научила меня даже за закрытыми дверями искать укромные уголки, куда можно поместить самое ценное. Поэтому я отогнул на иллюминаторе занавесочку и отцепил от гардины бумажник. Наличности в нем было не столь уж и большое количество, так как 90 % зарплаты компания требовала переводить на счет в банке, но потеря кровных средств всегда вызывает некоторое ухудшение настроения.
Когда-то в далекие армейские времена, когда все свое нехитрое имущество мы хранили в прикроватных тумбочках, и любой уважающий себя чучен мог запросто заглянуть внутрь, мой друг Макс под пытками выдал мне тайну, как ему удается сохранять в неприкосновенности такие сокровища, как одеколон и бритвенные лезвия. Вот подобную же двойную стеночку я всегда устраиваю в каютном шкафчике. И на сей раз мои документы, минисиди — плейер с мини же дисками дождались своего хозяина. Небольшая сумочка как раз подходит, чтоб уложить все это, да еще иконку святого Александра Свирского, семейные фотографии, медикаменты да мыльные дела. Замечательно, что свой телефон всегда носил с собой в нагрудном кармане комбинезона, а на одинокий зарядник никто из басурман не позарился. Теперь можно и по скорому ополоснуться.
После стремительного ополаскивания, постоянно ожидая визита аборигенов, почувствовал себя гораздо свежее. Лишь сердце кровью обливалось, стоило узреть в зеркале огромный сизо — бурый лобешник, оплывающие в смотровые щели глаза, и не узнавать в отражении себя самого. Нога, досаженная железякой, тоже увеличивалась в размерах. Горе мне, убогому! Но ведь есть волшебная мазь, под названием «Гепарин»! И тюбик блеснул бриллиантом, извергая из недр бальзам на тело и душу. Спасибо тебе, моя дорогая супруга, что, собирая меня в дорогу, уложила это средство от синяков и воспалений! Боже, как я хочу домой!
Интенсивно намазавшись, сделав тугую повязку на ногу, а потом замотав и голову, с сумкой наперевес гораздо энергичнее начал спуск в машинное отделение. На голове тюрбан, укутав почему-то и уши, опустил на меня занавесь тишины. Слышно было только свое легкое, как ветерок дыхание. Пытался высунуть ухо, но тщетно: то ли ухо у меня маленькое, то ли мышцы на моих слуховых аппаратах слабенькие и не могут поддерживать их в разведенных позициях. Словом, проделал весь путь до машинного отделения глухой, как тетерев, останавливаясь после каждого пролета трапа, чтоб приослабить свою головную повязку и выставить на долю секунды локатор, моментально втягивающийся обратно под уютное безмолвие бинта.
Однако, тем не менее, добрался до ЦПУ без приключений, где меня уже поджидал развалившийся в единственном кресле Стюарт.
— Харекришна — харерама, — приветствовал он меня, помахивая зажженной сигаретой и оставляя в воздухе чуть видимые дымные траектории.
— Иншалла, — ответил я, хотя почти не услышал его слова, и снова начал вытаскивать на свежий воздух свое багровеющее от такого обращения ухо.
— Еду и питье я собрал, — он кивнул на баул у распределительных электрических щитов. — Аптечку тоже прихватил. Вижу, ты начинаешь оживать.
Стюарт окинул взглядом мою сумишку и вздохнул:
— А у меня лэптоп увели, суки. Ну да ладно, все равно никакой ценной информации в нем уже не было, собирался менять после рейса. Но жалко, до безобразия! — оскалившись, шумно втянул он в себя воздух.
— Ключ от провизионки в старом укромном месте лежал? — задал я ненужный вопрос. Ведь если бы ключ отсутствовал, разжиться съестными припасами не удалось. Спасибо тебе, наш друг, повар экстра-класса, старшина второй статьи запаса могучего Северного флота Советского Союза, житель Ялты, а стало быть — гражданин Украины, Олег Кривоножко. Несмотря на жесточайшую немецкую экономию, Олег оставлял для второго механика и электроинженера лазейку в провизионную каюту, чтоб мы могли при желании перекусить. Изредка, но мы все же пользовались возможностью залезть на промысел, особенно в поисках легкой закуси. Как там тебе Олежка, в плену?
