Когда я учил геометрию, позвонил Сас. Оказывается, он забыл мне сказать очень важное: возможно, все дело в обыкновенной сублимации. «Еще одно!» — подумал я и спросил:
— Сас, а что это такое?
— Допустим, тебе хочется сделать что-то непозволительное, но это настолько непозволительно, что даже думать об этом ты боишься. И вот ты вместо этого делаешь что-нибудь другое, позволительное.
— Сас, — спросил я, — а нельзя ли это сублимировать, как ты считаешь? Дарение коллекции. Сделать что-нибудь другое, более позволительное?
Сас ответил, что всегда изумлялся моей хитрости и изворотливости.
Мои страхи почти прошли. Было ясно, что положение не такое уж страшное. Правда, у меня перестали бегать глаза и что-то, конечно, странное со мной происходит, но ведь всему можно найти объяснение. Оно обязательно найдется. Я был уверен, что даже с Высоким Смыслом при желании можно сладить. Ко мне опять прицепилась Шпарагина песенка «Весел я…». Мне не хотелось больше от этой песенки отделываться. Я расхаживал по комнате, напевая. «Все чепуха, — думалось мне. — С какой это стати я столько страхов нагородил! Неужели это всерьез?» Но тут же спохватился, что походка у меня уже далеко не дербервилевская. Я лег спать со смешанным чувством успокоения и тревоги. «Ого, как они во мне смешиваются! — подумал я, засыпая. — Хиггинс бы меня понял».
Дальше пойдет описание моего второго страшного сновидения.
Я увидел Адреналинчика, выходящего из нашего парадного. Под мышкой он тащил мою коллекцию и, заметив меня, смутился. Он оказался неплохим малым. «Я тут ни при чем, — сказал он. — Честное слово! Высокий Смысл приказал». — «И ты позволяешь этому гаду вить из себя веревки?!» — сказал я. «А что делать? — ответил он. — Ты себе представить не можешь, какой это деспот. Никто не хочет с ним связываться». Из парадного один за другим вышли гормончики: Зеленый, Желтый и Красненький. Зеленый тащил большущий тюк — все мои одежки. Желтый — в плетеной корзине, которая у нас на чердаке валялась, — мои любимые вещи, те, что я держал на столе. Красненький был совсем махонький, препротивный и с невероятной прыгучестью. Он тащил мой второй дневник: подпрыгивал, гримасничал и отпускал прибауточки: «А что бы нам с этой вещью сделать? А какую бы нам пользу из нее извлечь?» — «Жрите меня! — сказал я. — Забирайте тоже с собой!» — «А на фига ты нам нужен?» — сказал Зелененький. — «На кой ляд ты нам сдался!» — подхватил Желтенький. Подъехала синяя «Лада». За рулем сидел все тот же препротивный тип, похожий на Мишеньку. «Вредность приехала!» — завопили гормончики и начали размещаться и втаскивать мое добро. Адреналинчик тоже сел в машину. «Постараюсь что-нибудь сделать для тебя», — сказал он, высунувшись в окошко. Вредность высунулся в другое окошко, закричал: «Мечты сбываются!» — захохотал и нажал на сигнал. Раздался крик из фильма ужасов. Они укатили, а я проснулся.
Я пошел на кухню и приготовил себе лекарство от страшных сновидений. Но, видно, я принял слишком большую дозу — мне совсем расхотелось спать. Я вернулся в свою комнату и включил свет. Мой письменный стол очень уж непривычно выглядел без моих любимых вещиц. И хотя я прекрасно разбираюсь, где сновидения, а где явь, я все же решил, что не лишним будет проверить, на месте ли мои одежки. Я раскрыл створку шкафа — все было на месте. «Подумать только, что они со мной делают!» — разозлился я. Я решил, что должен немедленно по всем правилам науки разобраться. Только наука может мне помочь!
Я принялся за дело: отсчитал от печки пять шагов, провел красным мелком черту, вернулся к печке и стал двигаться к черте, приставляя пятку одной ноги к носку другой. Когда обе мои ноги переступили черту, я уже знал, каким методом нужно вести исследование.
На шкафу у меня лежали свернутые в рулон два ватмана. Я достал их со шкафа и один из них разложил на столе и приколол по краям кнопками.
Когда утром выяснилось, что я отказываюсь идти в школу и никого в комнату не впускаю, в доме поднялся переполох. Мама говорила:
— Я еще вчера догадалась, что он что-то задумал.
