Прощание без возвращения? Смерть и потусторонний мир с точки зрения парапсихологии - страница 2
Мир состоит из мельчайших безжизненных зернышек, может быть, позитронов и электронов. Соединяясь особым способом, они, то есть атомы, молекулы, образуют различные виды материи и тела — в том числе машины, автоматы и живые существа. Живые существа — это, в сущности, не что иное, как особо искусно сконструированные автоматы. Их деятельность напрямую зависит от их строения и состояния. Чтобы функционировать, душа им не нужна. Никаких душ вообще нет, и тот, кто ради какого-то там спасения души упускает осязаемую выгоду, просто осел!
Такая вера — это вовсе не плод естественнонаучных исследований, как ошибочно полагают ее приверженцы. Это результат деятельности христианских церквей, которые вот уже более четырнадцати веков — зачастую по причинам весьма светского характера — чинят препятствия богоданному стремлению человечества к познанию и поиску истины, а также всячески затаптывают результаты новейших исследований, если те не вписываются в рамки их учения.
Это всегда вызывало сопротивление истинных исследователей. В результате теории, противоречившие церковной вере, воспринимались гораздо более благосклонно, чем те, что, казалось бы, подтверждали ее. Подобные теории загодя казались ученым подозрительными. Однажды один из них недвусмысленно сказал: «Я не хочу ничего говорить об этом, так как еще не выяснил, где именно здесь обман!»
Есть еще одно обстоятельство: тот, кто сам формулирует некую теорию, хорошо знает ее предпосылки и слабости, поэтому он всегда готов выслушать иную точку зрения. А его ученик уже подсознательно считает эту теорию верной. Он уже не чувствует себя ответственным за ее правильность и в ее применении обычно уходит на шаг дальше своего учителя. Когда, например, Д'Аламбер (D’Alambert) написал в своей «Энциклопедии»: «Природа не показывает нам ничего иного, как материю и движение», то вскоре уже не столь яркие исследователи стали настойчиво утверждать: «Мир состоит лишь из материи и движения». Тут-то и пробил час рождения материализма, и во второй половине позапрошлого века почти все естествоиспытатели и врачи были материалистами.
Но дело в том, что мировоззрение ученого сегодня — это религия маленького человека завтра. Возможно, что материалистической эволюции человека в какой-то степени способствовали темные силы, однажды сказавшие себе, что ловить рыбку в мутной воде легче среди материалистов, чем среди людей, осознающих ответственность перед Богом за всю свою деятельность и бездеятельность.
Показательно, что как раз ученые, обладающие наиболее обширным знанием, сомневались и сомневаются в материализме. Дарвин, например, еще верил в Бога. Эрнст Хэкель (Ernst Haeckel), правда, уже не хотел «вытаскивать из пропахшего нафталином сундука древний призрак души и открывать двери теологическим ухищрениям». Однако и он признавал, что стремление природы к совершенным формам и стремление людей к прекрасному искусству нельзя объяснить с помощью материализма и что невозможно сказать, как в тело, составленное из атомов, задуманных (природой) в форме мертвых и бесчувственных частиц, вдруг вошло сознание. Поэтому он основал «монизм» — учение, согласно которому уже отдельные атомы ощущают собственное «я» и потребность в прекрасном.
Сегодня мы знаем, что материя вообще — это, так сказать, лишь «замороженная энергия». А большинство ученых полагают, что вопрос о происхождении сознания и о «потустороннем мире» вообще нельзя разрешить, так как сознание есть нечто абстрактное, а с помощью наших органов чувств, а также исследовательской и измерительной аппаратуры можно выявить лишь конкретные вещи и материальные процессы. Говорят они это для того, чтобы не «распыляться», ведь сейчас ученому даже в своей специальной области приходится изучать столь многое, что на другое у него почти не остается ни времени, ни сил. Таких ученых в философии называют «агностиками» (от греческого «а» — «не», то есть отрицание, и «гнозис» — познание). Я в своей книге «Материя и жизнь» показал, что сознание очень даже может воздействовать на материальный мир. Ведь бесчувственные автоматы никогда бы не додумались до того, чтобы говорить и писать о сознании — именно в силу того, что у них
