– Вы не можете экстрадировать двоих по одному запросу. И требуется время для уточнения. Время, в данной ситуации, на вашей стороне.
– Правильно.
– А где вы второго взяли?
– Они на каждой привокзальной площади толпами собираются. И искали даже не слишком долго. Нашли похожего бомжа. Чуть-чуть подчистили, вымыли, загримировали. С его согласия. В тепле и при постоянной кормежке ему живется лучше… И, понимаете, какое мы создали положение? Такое положение вы и можете описать в своем докладе руководству в Лион. Вы взяли одного, мы взяли второго. Думаю, мы недолго будем оспаривать лавры первенства один у другого. Разберемся. Прокурор не будет против применения психотропных средств, а если это не поможет, попросим у вас Лосева. Как смотрите на такое предложение, Александр Игоревич?
– Я думаю, – улыбается Басаргин при взгляде на невозмутимого Сохатого, – что Дым Дымыч поверит вам на слово.
– Не понял…
– Дым Дымыч поверит, что вы не «прокинете» его в вопросе американской премии. Это шутка, товарищ генерал.
– Итак, договорились?
– Договорились.
Едва Доктор отключает спикерфон, как звонит Ангел.
– У нас самые последние новости из Чечни. Разговаривали с Кордебалетом. У него как раз был сеанс связи… Там завершена операция, в результате которой уничтожены значительные силы боевиков. Больше тридцати человек захвачено в плен, среди них несколько эмиров-террористов. Единственная неприятность – сумел уйти Абдул Мадаев и унести с собой, предположительно, миллион долларов.
– Вот это зря. Куда же Сохно смотрел?
– Сохно ранен. Кажется, не слишком серьезно, так мне кажется.
– Откуда такое мнение? Из Москвы всегда виднее?
– Он придумал какую-то ловушку для эмира Абдула. Я передал Кордебалету список вопросов для допроса Мадаева, если удастся его захватить. В том числе просил поинтересоваться и его московским племянником…
– Это уже ни к чему. Племянник арестован.
– Ладно. Там много вопросов. Спросить есть что.
– Хорошо. Возвращаетесь?
– Дождемся здесь полного окончания операции. Я хочу поговорить с самим Сохно…
– Какая связь? – спрашивает Тобако. – Разговор не прослушают?
– Нет… В полевых условиях это невозможно… Мы говорим по высокочастотному радиотелефону…
Едва уходит Беслан, Сохно, ступая неслышно и держа оба свои пистолета наизготовку, возвращается в большую комнату. Он не решается оставить надолго свой «банковский пост», потому что предполагает, что Абдул Мадаев не убежал куда глаза глядят сломя голову, а хладнокровно оторвался от преследования и вернулся, чтобы проследить за судьбой рюкзаков с долларами. Конечно, Абдул имеет в наличии миллион. Это немало. Он имеет, и никто из его соратников не знает об этом. Пять процентов из ста можно отдать за то, что новоиспеченный «капитан Флинт» останется удовлетворенным этими деньгами. Оставшиеся двадцать четыре миллиона – пиратский клад. Он, конечно, манит куда как больше, нежели та единственная пачка, способная обеспечить человеку, пожелавшему остаться инкогнито и не швыряющему деньгами направо и налево, беспечную сытую жизнь в любой стране мира. Что выберет Абдул? Если он заботится только о себе и своем будущем, он предпочтет убежать с миллионом. Или нет? Или он максималист по характеру и пожелает хоть для себя, хоть для общего дела добыть всю сумму полностью. Склонность к риску – есть ли она у эмира? Может ли он все поставить на карту? Как не хватает сейчас его психограммы, чтобы оценить вероятность поступков…
Вернувшись в пещерную комнату, Сохно сразу заглядывает в один из боковых коридоров. Там он нашел нишу, спрятал туда рюкзаки и завалил нишу камнями так, словно здесь был когда-то обвал. И даже со стены и с потолка несколько камней вывалил, чтобы обвал выглядел более естественным. При этом постарался, чтобы Беслан понял ситуацию так, как это нужно Сохно.
В проходе все на месте, все нетронуто.
Сам Сохно на месте эмира Абдула пропетлял бы для приличия по коридорам, запутал следы и вернулся назад, чтобы наблюдать за происходящим в пещерной комнате из любого коридора. И выбрал бы момент, чтобы добраться до денег, а заодно и раненого подполковника прикончить. Абдул, видимо, не сумел так…
