— У меня к тебе тоже есть вопрос, Горгон.
Старина Аб прекратил улыбаться и нервно поглядел на дверь. Затем перевёл на меня хмурый взгляд, исподлобья.
— Когда ты понял, что это прорыв?
— Когда искали пропавшего дежурного.
— А не раньше?
— Нет, не раньше.
— Ладно, замнём, — Аб ухмыльнулся. — Почему же ты ничего никому не сказал?
Теперь пришла моя очередь зловредно ухмыляться, и вышло у меня гораздо лучше. Я долго тренировался.
Я выпустил струйку дыма.
— А ты угадай с трёх раз.
— Ублюдок, — прошипел Аб. — Если бы ты рассказал о прорыве, то все эти люди, сейчас были бы живы.
Его руки сжались в кулаки.
Я швырнул окурок в раковину и пожал плечами.
— Значит им не повезло.
Аб кинулся на меня молча и стремительно. Я резко выбросил руку от плеча прямо ему в челюсть. Старина Аб рухнул как подкошенный. Встречный удар — неприятная штука. По себе знаю.
Я потёр разбитый кулак.
— Ещё у кого-нибудь вопросы есть?
Все молчали. Конечно, Старине Абу было что сказать, но пока он не мог даже подняться.
— У меня есть, — сказала Лиакея.
Она помолчала. Я ожидал чего угодно, но вопрос меня удивил.
— Что у тебя с голосом, Горгон? Ты хрипишь, как бешеный енот.
— У нас не водятся еноты, только енотовидные собаки, двоечница.
— И почему у Агдама вся куртка в крови, — продолжала Лиакея, не обращая внимания на мой сарказм.
Я молча смотрел, как поднимается Старина Аб, ещё медленно, с трудом, но проявляя недюжинную волю к победе. Вообще-то я мог собой гордиться. Классический нокаут.
Лиакея ждала ответа, а мне совсем не хотелось разговаривать. Я сунул руки в карманы и прислонился к подоконнику.
Ответил Агдам, когда закончил рассматривать пятна крови на своей куртке. Словно первый раз увидел.
— Мы столкнулись с одной из этих тварей. Горгон раскусил его и попытался вырубить, но не смог и тот укусил Горгона за лодыжку, а потом чуть не задушил. — Агдам вздохнул, а я поморщился. — Мне удалось вырубить эту тварь, — он пожал плечами. — Вот и всё.
Старина Аб поднялся по стеночке и теперь стоял достаточно твёрдо.
— Ещё хочешь? — спросил я у него.
Он мотнул головой.
Я кивнул. Значит вопрос исчерпан.
Лиакея подошла ко мне и бесцеремонно расстегнула воротник куртки, приподняла мой подбородок и поморщилась при виде покалеченного горла. Затем аккуратно застегнула воротник обратно и вздохнула.
— Горгон, ты невыносим.
— А я то тут при чём? — искренне удивился я.
— Ногу покажи.
— Свою вначале покажи.
Лиакея снова не обратила внимание на мои слова. У неё это начало входить в привычку.
Она присела рядом со мной, задрала разорванную штанину и тихо охнула.
— У тебя вся нога в крови. Ты уверен, что тебя укусил человек, а не волк?
— Я уверен только в одном, — сказал я, — это был уже не человек.
Лиакея поднялась.
— Надо перевязать. Ты потерял много крови.
Она попыталась разорвать свою юбку, но ткань оказалась слишком прочной. Лиакея беспомощно огляделась.
— Агдам, помоги.
Мой сильный и молчаливый друг взглянул на меня, словно ища поддержки. В полном смущении он подошёл к Лиакее и взялся за край юбки. Поколебавшись, он сильно рванул неподатливую ткань. Протестующая материя поддалась, но совсем не так, как хотелось бы девушке. Здоровяк, как всегда, не соразмерил силы и разорвал юбку до самого пояса, обнажив прелестные стройные ноги, обтянутые чёрными чулками. На мой взгляд, ей очень шёл боковой разрез.
Я благосклонно улыбнулся Агдаму. Он словно читал мои мысли.
Агдам хотел что-то сказать, но только покраснел и вконец убитый отошёл от Лиакеи, благоразумно опасаясь справедливого возмездия.
Но Лиа меня разочаровала. Вопреки ожиданиям, она не стала биться в истерике и даже не защекотала Агдама до смерти своей расчёской. Она всего лишь раздражённо нахмурилась и уже сама принялась отдирать от юбки ленту для перевязки.
— Тебе помочь? — на всякий случай предложил я, как поступил бы на моём месте всякий галантный джентльмен.
— Стой смирно, Горгон, — процедила Лиакея, — или я затяну эту ленту на твоей шее.
Я умолк. Моя шея уже получила своё на сегодня, и я не хотел травмировать её новыми испытаниями.
Лиакея присела и вид её левой ноги, показавшийся в импровизированном разрезе, успокаивал меня во время перевязки. Добровольная медсестра ловко и нежно обматывала мою лодыжку, и я считал себя счастливейшим из смертных, когда вдруг она спокойно сказала:
