По свидетельству современников, ничто в тот день не предвещало несчастья. Царь чувствовал себя хорошо, был весел — пел за обедом. Но потом, сев играть в шахматы, вдруг покачнулся и схватился за грудь. Через несколько минут он потерял сознание и скончался. Так завершился этот день, 18 марта. Пророчество осуществилось.
Не таится ли уже в самой попытке узнать будущее нечто от вызова судьбе?
Как-то, когда Пушкину поставлено было в упрек, что он слишком верит разным приметам, он ответил: «Быть таким суеверным заставил меня один случай. Раз пошел я с Никитой Всеволжским ходить по Невскому проспекту, из проказ зашли к кофейной гадальщице. Мы просили ее нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. „Вы, — сказала она мне, — на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом в скором времени получите через письмо неожиданные деньги; третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественной смертью“. Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании, и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания и опять на Невском проспекте я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве при Великом князе Константине Павловиче и перешел служить в Петербург; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что цесаревич этого желает. Вот первый раз после гадания, когда я вспомнил о гадальщице. Через несколько дней после встречи со знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами — и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я обыграл: он, получив после умершего отца наследство, прислал мне долг, которого я не только не ожидал, но и забыл об нем. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен».
Третье, что было предсказано поэту гадалкой немкой Александрой Киргоф, звучало так: «Может быть, ты проживешь долго, но на 37-м году берегись белого человека, белой лошади или белой головы».
Ожидание, что и это пророчество исполнится, и желание все-таки избежать предсказанного не оставляли Пушкина все те двадцать лет, которые оставалось ему прожить. Но все усилия избежать предсказанного оказались тщетны.
Когда поэту шел тридцать седьмой год, на жизненном пути его появился Дантес — «белый человек» (он носил белый мундир) с «белой головой» (был белокур). Это и был его убийца. Пуля из дуэльного пистолета, смерть от «белого человека» на тридцать седьмом году жизни были предсказаны за два десятилетия до того зимнего утра, когда в заснеженном пригороде Петербурга прозвучал роковой выстрел.
Мне трудно сказать, какое начало проявляется здесь с большей силой — взгляд ли прорицателя, проникающий сквозь годы и десятилетия, или сама неодолимость, неизбежность предсказанного.
Когда русская армия, разбившая Наполеона, вступила в столицу Франции, нескольким русским офицерам пришла мысль посетить знаменитую в то время гадалку мадам Ленорман. Надо думать, для нее это были клиенты не хуже и не лучше прочих и каждому из них она сказала вкратце, что ожидало его. Это был тот неизбежный набор событий и ситуаций, который принято обозначать словами «жизненный путь» — карьера, семья, дети, отставка. И только одному из всех свое предсказание она облекла в единственную, но зловещую фразу:
— Вы будете повешены.
Сергей Муравьев-Апостол, к которому были обращены эти слова, не мог не улыбнуться:
— Возможно, вы принимаете меня за англичанина, — заметил он. — Я русский, и у нас отменена смертная казнь.
Перспектива быть повешенным никак не могла иметь отношение к нему — офицеру, представителю древнего аристократического рода.
Прошло четырнадцать лет, и именно он, Муравьев-Апостол, облаченный в балахон смертника, оказался стоящим под виселицей рядом с четырьмя другими участниками неудачного восстания.
Столь же несбыточно и невероятно прозвучало предсказание, которое привелось услышать одному из ближайших соратников Ленина, Николаю Бухарину. Он не поверил сказанному, как Муравьев-Апостол не мог поверить словам мадам Ленорман.
