Священник спустился с эшафота и уступил место палачу, который, по обычаю, завязал рот приговоренного шарфом, чтобы заглушить крики.
* * *
Есфирь чувствовала, что ее ребенок вот-вот появится на свет. Схватки становились все чаще, и боль усиливалась. Ребекка вытащила из кармана платок и сунула в рот роженице.
— Кусай, будет легче терпеть.
Есфирь вцепилась зубами в ткань.
* * *
Барабанная дробь заглушила пение православных монахов. Губернатор на трибуне поднял руку, помедлил несколько мгновений и дал сигнал. Палач поджег дрова вокруг эшафота.
И только тогда Елена поняла, что все кончено. Злость исчезла, оставив в душе безграничное отчаяние. «О, мой любимый! Как могла я отправить тебя на смерть? Почему не пожертвовала желанием быть с тобой ради спасения твоей жизни? Я могла бы признаться, что ты — отец моей дочери, ведь именно поэтому меня заставили выйти замуж за нелюбимого сразу же после того, как тебя отправили на галеры. Я молчала из гордости, не хотела влиять на твое решение. Чтобы ты выбрал меня… но не из-за ребенка! А теперь все кончено! Прости меня, любимый! Прости…»
К небу начал подниматься густой белый дым. Джованни закашлялся, ему было трудно дышать, но огонь пока не сильно его беспокоил.
* * *
Есфирь стонала, схватки следовали одна за другой, все быстрее и быстрее. Вдруг Сара воскликнула:
— Он выходит!
Женщины подхватили новорожденного.
* * *
Джованни задыхался. Легкие как будто рвались на части, жар стал невыносимым.
«Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешного», — воззвал несчастный.
Из груди его вырвался безмолвный вопль.
* * *
Младенец закричал. Ребекка перерезала пуповину.
— Мальчик!
* * *
Увидев, как языки пламени скрыли Джованни, Елена разрыдалась и упала без чувств.
Душа Джованни покинула тело.
* * *
— Такой красавчик! — заметила Ребекка, передавая малыша в руки Есфирь.
Молодая мать, еще измученная после родов, с любовью посмотрела на ребенка и прижала его к груди. Она думала о Джованни. «Как же ты обрадуешься сыну!»
