Это был хороший вопрос, не такой глупый, как могло показаться сперва. Интуиция нашептывала мне, что зверь появился не случайно. Сторож? Охотник? Во всяком разе, он был закрыт, надежно защищен, причем незнакомым мне способом. Работу ночника я узнал бы сразу же. Чтобы взломать эту защиту, надо потратить силы и время, которых у меня оставалось в обрез.
Было от чего прийти в замешательство. Когда зверь подал голос, девка даже не дернулась. Вероятно, ей было известно больше, чем мне. Я видел ее силуэт на фоне звезд. И, могу дать руку на отсечение, она смотрела на них и улыбалась. Да, вот именно об этом я всегда и мечтал: остаться один на один со свихнувшейся беременной бабой!
Меня же при одном взгляде вверх охватывало жгучее желание зарыться поглубже, чтоб не разлететься на куски и не забрызгать своим дерьмом эту жадную трясину. Когда я был еще ребенком и не мог заснуть, Масья часто повторяла то, чего я не понимал: «Время пожирает сны, сынок…» Я думал обмануть время, но как избежать бездонной пасти, разинутой вверху и грозящей поглотить меня целиком?..
Ну ладно, хватит этих соплей, а то еще захочется повыть на луну дуэтом с девкой – исполнить что-нибудь из ихнего бродяжьего репертуара. Я сопроводил ее обратно – аккуратно, не отделяясь от ее тени, хотя для нее было так темно, что она двигалась исключительно на ощупь. Бедняга! Иногда хотелось дунуть ей в самое ухо: «Куда прешь, курица слепая?!» Но я сдержался. Клиент и так дозревал на глазах.
Не торопите меня, я почти закончила. Остается совсем немного. Думала, что с меня хватит, однако еще пару гадостей заглотила – по самое «не хочу». Словно меня нарочно испытывали, на прочность проверяли…
Однажды странного незнакомца встретила. На шоссе это было, в темный холодный полдень, под проливным дождем. Еду, кручу баранку, а детки мои от сырости дрожат, друг к дружке жмутся. Капли по крыше барабанят однообразно-усыпляюще, и у меня глаза слипаются. Пару раз чуть в кювете не оказалась…
Гляжу – фигура впереди, на обочине. Скособоченная какая-то и вроде зыбкая, будто отражение в струящейся воде. Потом фигура надвое развалилась и сразу перестала на чучело смахивать. Теперь горбун это был, урод скрюченный. Рядом с ним тварь четвероногая с поджатым хвостом крутилась. Я ее вначале за волка приняла. Ей-богу, похожа – все-таки волка от шавки отличить могу. А когда до них метров триста оставалось, зверь этот прочь метнулся и в дальних зарослях пропал.
Я внимание удвоила, жду неприятностей. Одной рукой за руль держусь, другой пушку вынимаю. Скорость увеличила, и дождь стал в кабину захлестывать. Сон сразу как рукой сняло от душа освежающего. И при этом знала, что скоро промокну до костей, но я и к худшему привыкла.
Подъехала ближе, и почудилось мне, что силуэт на краю дороги очертания изменил, хотя раньше я на зрение не жаловалась. Судя по широким плечам, мужик там стоял – не кривой и не горбатый, а лишь слегка сутулый. Оно и понятно в такую погоду. От носа до колен в черный плащ завернут, шляпа с рваными полями на глаза опущена, сапоги фраерские на высоких каблуках гладкой кожей поблескивают…
Давить или не давить – вот в чем вопрос. Поскольку я теперь совестливая стала и первой никого не обижаю, приготовилась к возможному нападению. По сторонам посмотрела – голое поле, спрятаться негде. Лес, в который волчара убежал, слишком далеко. В общем, засадой не пахло – у меня ведь к тому времени тоже нюх на такие вещи прорезался…
Тут незнакомец руку поднял и начал знаки подавать на бродяжьем тайном языке жестов. Подвезти просил. Это в корне меняло дело. Я вначале даже обрадовалась встрече с одним из наших. Конечно, от уловок подлых никто не застрахован, но как же мы, бродяги, выживем, если перестанем друг другу помогать, из беды выручать? Или подыхать будем по одиночке, всех и всего на свете опасаясь? Каждый за себя – хорошее правило, пока у тебя самого все в порядке. И разве я когда-то не ползла по зимней обледенелой дороге с последней самокруткой в зубах, тщетно пытаясь душу коченеющую табачным дымом согреть? Спасибо, бродяги подобрали, накормили, не дали замерзнуть, в колоду превратиться… И кто знает, как жизнь повернется, – а вдруг это и есть напарничек мой будущий, верный и надежный? Чем черт не шутит!