Этой симкой я пользуюсь до сих пор, но только в роли Игнатия.
Благодаря женщине у меня появились новые клиенты, а поскольку я всеми средствами давал понять, что абсолютно не заинтересован в практике то ли психотерапевта, то ли не пойми кого, в их кругу стало считаться хорошим тоном платить мне солидные гонорары. Я сразу стал уникумом, корифеем и волшебником, который, может быть, возьмется, а может быть, и нет, и надо не только заплатить ему как следует, но и просто понравиться. Многие профессора тратят десятилетия, чтобы достичь такого положения, а мне оно досталось сразу.
Отмотав один срок по «медицинской» статье, я совсем не хотел схлопотать новый за незаконное врачевание, поэтому сразу говорил, что я не доктор, а это не лечение, а просто помощь человека, который может немножко больше, чем остальные. Соответственно, даже в мыслях называю своих подопечных не пациентами, а клиентами.
Так вот эти клиенты могут быть очень разочарованы, если выяснится, кто я такой. Думаю, что с разочарованием они прекрасно умеют справляться без моей поддержки. Тазик с бетоном на моих ногах их исцелит.
Поэтому я продолжаю конспирацию.
Даже Надя не знает про Игнатия, хотя первый раз после отсидки я встретил ее в этом образе. Наврал, что ходил на собеседование.
Какое-то время она ныла, чтобы я все время выглядел импозантно, но потом успокоилась, а теперь, в связи с нашими планами, не нарадуется, что я ее не послушал.
Но сначала я просто хотел заниматься с той женщиной. Дар мой остался при мне, а специалист проснулся, как только я произнес фразу: «Что вас беспокоит?»
Помню, на обратном пути прокручивал в голове нашу беседу и уже знал, какую можно было бы замутить научную работу на этом материале, набросал цели и задачи, а выйдя из метро, придумал, как именно можно изучить аспекты психотерапевтической помощи людям, потерявшим близких.
Только достав ключи, вспомнил, что науке в моей жизни больше не бывать. Хотел даже позвонить коллегам, поделиться идеей, чтобы не пропала, но вспомнил, что все они отвернулись от меня.
В общем, я продолжал ездить к той женщине, и конверты с крупными суммами каждый раз оказывались сюрпризом для меня. Я не всегда их открывал, скидывал в ящик стола «на черный день», пока не сообразил, что все дни у меня чернее некуда.
Тогда я посчитал, присвистнул, поскольку результат превзошел самые смелые мои ожидания, и, убедившись, что моя подопечная продержится без меня, взял отпуск и поехал в Крым. Вера всегда мечтала побывать в Крыму, вот я и поехал, представляя, что она рядом.
Я мог остановиться в хорошей гостинице, но скрытность уже так овладела мной (тоже симптомчик, если разобраться), что я снял квартиру в частном секторе. Комната выходила в патио, крышей которого служила решетка, увитая виноградом. Шел август, и над головой висели синие теплые гроздья.
Еще в патио стоял стол, за которым по вечерам собирались все отдыхающие. Мы пили чай, иногда потягивали местное вино, разбавленное минералкой, резались в нарды. Я часто побеждал, потому что овладел этим искусством еще в студенческие годы, подрабатывая медбратом реанимации.
Я жил обычной курортной жизнью и все время представлял, что Вера рядом. Иногда видел нашего неродившегося ребенка, мне казалось, это должен быть мальчик. В моих грезах он бегал по кромке воды, в панамке и шортиках, копал песок, превращая в жижу, а потом колотил по этому месиву совочком, как любят делать дети.
Странный это был отпуск, я будто жил в параллельном мире, призраки Веры и сына все время были рядом, так что я почти забыл, что они умерли.
Я не очнулся даже в Херсонесе, когда бродил среди развалин древнего поселения и пытался представить, что раньше здесь кипела жизнь, люди радовались и грустили, а теперь остались одни камни, по которым мы можем очень приблизительно восстановить картину.
Выйдя к стоящим на берегу колоннам, я встал возле той, у которой была срезана капитель, и положил руку на шероховатый теплый камень.
Я сам стал, как та колонна. Должен был служить опорой, но все разрушилось вокруг меня.
Нет, я не почувствовал тогда дыхания вечности… Экскурсовод привел нас к большому медному колоколу, висящему между двух каменных опор, и сказал, если бросить в него камешек, загадав желание, оно обязательно сбудется. Я поднял камень, но кидать не стал. Веру не вернешь, а больше я ничего не хотел.
