― Чем это ты занимаешься?
Вздрагиваю от неожиданности. Оказывается Первая, свернувшись калачиком, лежит на кровати рядом со мной. Ее улыбка больше напоминает оскал чеширского кота. Как можно беззаботнее сворачиваю окошко программы и закрываю ноутбук.
Улыбка Первой сменяется хмурым взглядом.
― Секретики? Не от меня ли?
― У нас один мозг, ― напоминаю я. ― Даже если б я захотел от тебя что-то скрыть, все равно бы у меня ничего не вышло.
Первая умолкает на секунду, без сомнения анализирует все, что я накопал своей программкой-шпионом.
― Тогда ответь на вопрос, ― говорит Первая.
Поднимаю руки вверх, сдаваясь. Блин!
― Если ты так упорно отказываешься участвовать в войне, нафига тебе вообще что-то вызнавать?
Хороший вопрос, но я его потом как-нибудь обмозгую.
― Простой интерес еще не означает, что я собираюсь бросаться грудью на амбразуру. ― Беру ноут и встаю с кровати. ― Пойду, верну его Элсвиту.
Притормаживаю в дверях и оглядываюсь. На лице Первой печальное, нечитаемое выражение. Единственное, что я там точно вижу ― это ее очередное разочарование во мне.
― Первая, прости, ― говорю я, отворачиваясь к выходу. ― Но мой ответ по-прежнему ― нет.
К середине ночи дождь наконец-то перестал, так что утром, выполнив обязательные дела в лагере, я, Марко и Элсвит отправляемся на джипе в деревню и возобновляем работы над колодцем. Почва раскисла, усложняя и замедляя нашу работу. В результате, я так погрузился в дело, что даже не заметил отсутствия Первой, пока не прошла половина рабочего дня.
Мне не хватает наших обычных разговоров, за которыми работа пролетала незаметно, но в какой-то степени я даже немного рад, что Первой нет поблизости. До сих пор перед глазами стоит ее разочарованное лицо. Пожалуй, мне не помешает краткая передышка от ее осуждения.
Покончив с работой, мы с Элсвитом принимаемся за готовку ужина, сегодня у нас будет пюре из ямса.[1] После ужина сажусь порезаться в карты вместе с другими рабочими в шалаше для отдыха. Около десяти вечера отправляюсь в спальную хижину. Марко уже дрыхнет под одеялом. Тихо раздеваюсь и залезаю в постель, думая лишь о том, куда же подевалась Первая? Исчезать так надолго не в ее стиле.
Осматриваю хижину, надеясь обнаружить Первую, сныкавшуюся в каком-нибудь углу, но ее нигде не видно.
― Первая? ― самым тихим шепотом зову я. ― Ты тут?
Нет ответа.
― Первая, хорош дуться. ― Это уже чуть громче.
― Чувак. ― Голос Марко. ― Дай поспать, а?
Обычно это марковское «чувак», со смешным итальянским акцентом, поднимает мне настроение на весь день. Однако то, что меня застукали за разговором с невидимой подружкой, сводит на нет весь юмор.
― Прости, дружище, ― смущенно говорю я, злясь на Первую за то, что вынудила меня повысить голос.
Я по-прежнему жду, что в любую секунду Первая выскочит из коридора или шкафа и обсмеет меня за то, что я засветился на болтовне с самим собой.
Но она так и не появляется.
Предпринимаю попытку уснуть, ворочаясь с боку на бок. Остальные рабочие один за другим тоже потихоньку укладываются спать. Но ко мне сон не идет.
Исчезновения Первой ― норма, но с тех пор, как я вышел из комы, ни разу не было такого, чтобы в течение дня она хоть раз не появилась. Так или иначе, Первая всегда была рядом.
В конце концов, сдаюсь в попытках уснуть. Сую ноги в сандалии и полуголый шаркаю к выходу из хижины. Снаружи неожиданно холодно, обнимаю себя за плечи для тепла. Вокруг темень, немного света идет лишь от луны да тусклой лампочки у туалета. Глазам требуется минута, чтобы привыкнуть.
Вот тогда я вижу ее ― едва различимую фигуру, скрючившуюся под баобабом в центре лагерного двора.
Медленно подхожу.
― Первая?
Она поднимает голову. Не могу понять, то ли это игра лунного света, то ли еще что-то, но Первая выглядит как-то странно: она как будто светится изнутри, но вместе с тем слишком темная, чтобы можно было разглядеть.
Первая молчит. Замираю на месте.
― Прекрати. Не смешно.
― Ха, ― горько усмехается Первая. ― Полностью с тобой согласна. Ни капельки не смешно. ― Судя по голосу, она плакала. ― Мне не хотелось, чтобы ты меня такой видел, ― выдает она.
