— Голод, товарищи! Что же мы можем сделать? — оправдывались врачи. — Голод здоровых с ног валит, больных — в могилу...
— А мертвому голодать нипочем, он и без ужина сыт — лежит, не горюет! — и здесь находил место для шутки Силантий.
Глядя на врачей, Бурнин каждый раз вспоминал Михаила, которого потерял на дороге.
Два дня спустя «взвод», в котором числился Анатолий, назначили на работы, не по лагерю, а куда-то за ворота, за проволоку с ломами и лопатами.
— Примечай обстановочку зорче. Может, случай придет, так мы разом дадим тягача! — зашептал Бурнину Силантий. Уже то, что вышли за проволоку, казалось, приближает их к воле. Вдруг сразу представится случай!..
И они шагали бодро, почти что весело, несмотря на голод, который теперь их не оставлял ни на час.
Розовое морозное утро встретило их, когда они вошли по шоссе в разбитый, разрушенный город.
«Что наделали! Что наделали с городом!» — думал Бурнин.
Он покидал эти улицы в июне, когда над домами кружились фашистские самолеты, щедро бросая бомбы и поливая свинцом несчетные толпы беженцев. Женские вопли и плач детей в смраде сплошных пожаров, звонки пожарных машин в дыму, в тучах пыли провожали отходившие части... На окраине города бойцы должны были покинуть машины и пробиваться боем сквозь фашистские части, которые пытались отрезать им путь...
«Сколько бойцов тогда здесь полегло!» — думал теперь Бурнин с болью и горечью.
Их привели на одну из улиц, засыпанную щебенкой, железом, рваными глыбами разбитых домов. Развалины загромождали улицу, мешали проезду машин. Пленных пригнали сюда, чтобы очистить проезд от следов разрушения. Приходилось ослабевшими руками вздымать для ударов тяжелый лом и такую же непомерно тяжелую железную лопату, наполняя обломками кирпича, щебенкой и мокрым песком носилки и тачки.
— К первобытному способу, я считаю, вернулись — пешней долбать. Ведь тут экскаватор в сутки убрал бы все к черту! — ворчали пленные, надрываясь в тяжелом труде.
— А раз первобытный способ, ребята, то хватит и первобытных темпов, — сказал Анатолий.
С мутного рассвета работали они до полудня и, едва согревшись во время обеда горячей баландой и подкрепившись кусочком хлеба, через час, под пронизывающим ветром, уже шагали назад.
На ветру, казалось, больше всего зябли головы под легкими пилотками. Пленные отвертывали у них края, чтобы прикрыть уши. Не было рукавиц, стыли руки...
— Темпо! Темпо! Лос! Лос! — покрикивали солдаты, поощряя работу прикладами.
Бурнин работал на пару с Силантием, поочередно меняясь лопатой и ломом. Но то и другое было в равной мере нелегкое дело...
И вдруг перед самым концом работы под кирпичами открылась какая-то пустота.
— Постой долбить! — крикнул Силантий в испуге. В руках Анатолия замер лом.
— Человек засыпан! Товарищи, человек! — пояснил Собакин.
Пленные, бросив работы, собрались в кучу.
Солдаты крикнули раз, другой, но на нихникто не обратил внимания. Движимые любопытством, и немцы протолкались в толпу посмотреть, что случилось.
Бурнин и Силантий бережно отрывали кирпич за кирпичом, стараясь не повредить страшную находку...
В желтом и голубом тряпье под горою развалин лежали полуразложившиеся трупы женщины и двоих детей. Может быть, эти летние платьица были тому особой причиной, что у всех защемило сердце. Вернее всего, это случилось в первый же день, а может, в один из первых ударов фашистских авиабомб, упавших на советскую землю.
Под жгучим ветром пленные сняли с иззябших голов пилотки и в минутном молчании стояли над полуистлевшими трупами...
Даже солдаты-немцы на несколько минут позабыли о том, что они солдаты, — лица их выражали сочувствие.
Но вдруг старший солдат резким выкриком разорвал тишину. Он подскочил к переводчику и что-то требовал от него или что-то доказывал, размахивая руками.
— Он говорит — положить на носилки и отнести к забору. Гражданские подойдут — уберут, похоронят, — пояснил переводчик пленным.
Женщина, судя по светлому платью, была еще молодая. Детишки — лет десяти и двенадцати... Их останки снесли к стороне, куда указал немец.
Никто из пленных не мог работать. Все оглядывались в ту сторону, словно там лежали всем равно близкие, дорогие покойники.
